Те, кто изучал гурджиевскую психологию не просто как теорию, занимались под его руководством особыми физическими и духовно-психическими упражнениями, предназначенными для того, чтобы помочь людям пробудиться. Гурджиев считал, что люди спят в течение всей своей жизни, поскольку большую часть времени они не помнят себя. Другими словами, они не осознают себя активными участниками жизненной драмы. Их внимание непрерывно, по давно укоренённой привычке, сфокусировано вовне, поэтому их реакции — это просто отклики на внешние раздражители. Чтобы преодолеть это полусонное состояние, — учил Гурджиев, — необходимо самовоспоминание. Человек должен был выработать привычку сознавать себя и сделать это настолько основательно, что самоосознанность стала бы у него постоянным автоматическим состоянием.
Некоторые упражнения для стимуляции самоосознанности были, мягко говоря, странными. Например, в одной из гурджиевских групп существовало строгое правило, что каждый участник группы по сигналу должен был застыть как статуя, в каком бы положении он в тот момент ни находился. После этого от него требовалось пробыть в таком положении, не шевеля ни единым мускулом, до тех пор, пока не будет дан другой, освобождающий его сигнал. Хорошо, если сигнал заставал вас, когда вы сидели, облокотившись на спинку кушетки. Но вам могло случиться застыть в момент вставания с кресла. Как через много лет отмечал один из учеников, из-за напряжения мускулов, вызванного необходимостью удерживать такую позицию, ваше внимание неизбежно приковывалось к самому себе — фактически, это было единственным, о чём вы могли думать, пока не прозвучит второй сигнал. Существовали, конечно, и чисто психологические упражнения самовоспоминания, и в определённых случаях они, как представляется, давали определённые результаты. Один из наиболее известных учеников Гурджиева рассказывал, как он занимался самовоспоминанием, когда ходил по улицам Москвы. Позже он вспомнил своё путешествие в самых живых деталях: он мог точно сосчитать все оконные стёкла, которые видел на своём пути. И лишь один из отрезков дороги полностью выпал у него из памяти. После тщательного исследования он выяснил, что выпавший отрезок пришёлся на то время, когда он утратил концентрацию в своём упражнении самовоспоминания. Он прошёл через эту часть города в старом привычном сонном состоянии. Его яркие воспоминания об остальной части путешествия показывают, что тогда он достиг определённой степени мистической бдительности, к которой стремились последователи Гурджиева.
Гурджиев, изучавший суфийские техники, равно как тибетскую эзотерическую мудрость, хотел продемонстрировать успехи своих учеников во время публичных выступлений своего «балета». Вот что описывает очевидец одного из таких балетов, показанного в Нью-Йорке в 1924 г.: «Было по-настоящему удивительно, как каждый танцует в своей особой манере. Оркестр выдавал странную музыку, в которой преобладали удары барабана… Гурджиев управлял танцорами, то взмахом рук давая сигнал начинать танец, то неожиданно останавливая их. Им приходилось застывать как статуи в том положении, в каком Гурджиев их остановил. Казалось, будто они находятся под действием некой гипнотической силы… Как нам объяснили, эти танцы могли привести к высшему сознанию, и с этой целью их практиковали мистики Востока… С помощью таких упражнений те, кто их практикует, учатся осознавать все проявления своего тела, в то время как в обычной жизни мы осознаем едва ли чуть больше четверти из них. Например, по словам Гурджиева, можно научиться регулировать кровообращение и контролировать железы так же легко, как махать рукой или кидать палку».
Однако у гурджиевской системы была и менее привлекательная сторона. Луи Повель, практиковавший её, дошел до грани самоубийства, почти ослеп на один глаз и так физически ослаб, что ему потребовалось лечение в больнице. В своём исследовании «Гурджиев» он так описывает внешний вид двух юных американок, доведенных занятиями в гурджиевской группе до подобного же крайнего состояния: «Они были невероятно худы. Видно было, как вибрируют их нервы, образуя узлы на шее и вокруг сердца. По-видимому, они страдали плохим кровообращением; лица у них были серые, а глаза — как у пребывающих под гипнозом. Они находились на последнем издыхании. Очарованные, они были готовы ввергнуться в пасть смерти — фактически, уже почти сделали это».
Несмотря на связанные с ними трудности и опасности, гурджиевские техники привлекли внимание некоторых из лучших умов Европы. В числе последних были Кэтрин Менсфилд, а также русский философ П. Д. Успенский, оперная певица Жоржетта Лебланк, первая издательница джойсовского «Улисса» Маргарет Андерсон и психолог Морис Никол. Заинтересовался методами Гурджиева и Д. Х. Лоуренс, хотя он так никогда и не смог заставить себя сделать решительный шаг: он чувствовал, что царящая в гурджиевских группах дисциплина может помешать высоко ценимой им творческой свободе.