«Оккультный Рейх». Главный миф XX века

Менее истеричную позицию занимает церковный историк М. Шкаровский. В своей работе «Нацистская Германия и Православная церковь» ученый признает, что в недрах НСДАП существовали различные тенденции и далеко не все из них имели антихристианскую направленность²²⁸. Однако привлечение автором крайне сомнительных источников, таких как пропагандистские опусы Германа Раушнинга, делают главу, посвященную религиозной политике нацистов, весьма спорной.

Для объективного взгляда на исследуемый вопрос самым надежным было бы обратиться к аутентичным документам рассматриваемой эпохи. К сожалению, многие подобные источники до сих пор недоступны. На Западе и в России издано значительное количество сборников документов, ряд из которых имеют отношение к нашей теме. Однако большинство подобных сборников страдает тенденциозностью. В качестве примера можно назвать книгу Дж. Моссе «Нацизм и культура», один из разделов которой посвящен христианству²²⁹.

Некоторые источники, являющиеся заведомой фальшивкой, до сих пор не выведены из научного оборота. Один из них (и на нем мы подробно остановимся ниже) касается будто бы разработанных Альфредом Розенбергом параграфов устава «нацистской Церкви». Более надежны такие источники, как программа НСДАП, книги и статьи национал-социалистов, а также политические заявления представителей религиозных конфессий.

Религиозная политика нацистов до прихода к власти

В послевоенном хаосе и гнетущей политической обстановке Веймарской республики большинство немцев видело проявление враждебных тенденций, победа над которыми носила для униженной нации огромное значение. Эсхатологические настроения, ощущение переломности момента, ожидание новой эпохи были общим признаком политической жизни Германии 1920-х — начала 1930-х гг. Фелькиш-теоретики и неоязыческие авторы предрекали скорое наступление «Золотого века». Апокалиптические нотки были характерны и для религиозных элит государства. На Эссенском католическом соборе 1932 года говорилось: «Если мы правильно толкуем знаки времени, то мы стоим на переломном рубеже мировой истории»²³⁰.

В публицистике этого периода были весьма распространены мотивы упования на скорое явление народного мессии. Так, Вильгельм Штапель в книге «Политик-христианин» (1932 г.) писал: «Политик держит в руках судьбы войны и мира и беседует с Богом один на один. Его человеческие соображения становятся молитвой, становятся решениями. Его решение — не просто плод умственного расчета, а квинтэссенция исторических сил. Его победы и поражения — не человеческие случайности, а божественная судьба. Поэтому истинный политик, истинный государственный муж одновременно правитель, воин и священник». Отметим здесь, что сам Гитлер рассматривал свою персону примерно в таком же ключе (как орудие Провидения), впрочем, ему никогда не импонировала роль религиозного вождя.

Кристоф Линденберг пишет: «Многие… надеялись, что раздробленные группировки сплотятся в единую национальную общность, и ожидали прихода ниспосланного Богом вождя… Ясно одно: национал-социалистическое движение сознательно использовало в своих интересах эти эсхатологические настроения, это ожидание грядущего спасения»²³¹.

Понятно, что в этих условиях связывать себя с какой-то одной религиозной конфессией было политически нерационально. Ошибочно было бы, по мнению многих руководителей НСДАП, и декларировать преданность неоязычеству. Поэтому уже в 1920 году в своей программе национал-социалисты заявили: «Мы требуем свободы всем религиозным вероисповеданиям в государстве до тех пор, пока они не представляют угрозы для него и не выступают против морали и чувств германской расы. Партия, как таковая, стоит на позициях позитивного христианства, но при этом не связана убеждениями с какой-либо конфессией»²³².

В «Майн Кампф» Гитлер неоднократно выступал против людей, разжигающих религиозные распри, считая их (как и неоязыческих «религиозных реформаторов») «гораздо худшими врагами народа, чем даже интернационально настроенные коммунисты». Лидер нацистов писал: «Пусть каждый остается при своей вере, но пусть каждый считает своей первейшей обязанностью бороться против тех, кто задачу своей жизни видит в том, чтобы подорвать веру другого. Католик не смеет оскорблять религиозного чувства протестанта и наоборот… Национальное единство нельзя укрепить разжиганием войны между католиками и протестантами. Только при взаимной уступчивости, только при одинаковой терпимости с обеих сторон можно изменить нынешнее положение вещей и добиться того, чтобы в будущем нация действительно стала единой и великой»²³³.