Оккупанты

– Ты вот возьми Астрису. Мать, отец её любили, к кастрюлям-сковородкам не допускали, так она и супчик не в состоянии себе сварить. Простой молочный супчик. Муж от неё сбежал, не выдержал такой жизни. И всё такое важное с детства. И помыть, и накормить, и поговорить, и приласкать вовремя! Это же всё скоро закончится. В школу на руках не понесёшь уже. И так распределить строгость и любовь, чтобы не разбаловать. Чтобы слушался и уважал. Детская педагогика жизни. Вон на улице другой раз: кричит ребёнок, падает на спину, чего-то требует! Это уже плохо. Крайность. Что-то тут не так. Упустили.

– Есть у детей такой период. У одних проходит, у других на всю жизнь затягивается.

– А я хочу всем здоровья! Я-то вот в войну сильно подорвал здоровье. Но стараюсь держаться, а так бы давно ноги протянул. Если бы лёг и ничего не делал. Я как-нибудь при тебе разденусь до трусов и покажу свой комплекс, что я делаю.

– Ты рассказывал.

– Рассказать – это одно, а показать надо. Комплекс упражнений с ногами, плечами, позвоночником. Может тебе в дальнейшем понадобиться. Массаж и физзарядка. Часа полтора выходит каждое утро.

– Оставайся у меня, Дед. Куда ты на ночь глядя поедешь.

– Я у других не высыпаюсь. У тебя диван очень жаркий. Дома я развалю-ю-ю-ю-сь! Никаких дурных мыслей. И людей дурных вокруг меня нет. Я их перевоспитал! А перевоспитал очень просто – собственным примером и терпением. Вот Астриса. Сидит, болтает. А её вполуха слушаю. Хорошее принимаю, дурное в голову не беру. Мимо пропускаю.

– Может, всё-таки останешься?

– Надо ехать. С утра есть работа.

– Поезжай, раз так решил. Не спеши, за автобусами-троллейбусами не бегай. Прибудешь домой, позвони.

Про автобус Зять напомнил неспроста. Семь лет назад Дед вот так же ушёл домой. Вечером не позвонил. Утром Дочь безуспешно звонила ему, потом переполошилась, сорвалась, поехала. Что-то подсказало ей, что надо это сделать. Дед и впрямь попал в беду. Накануне добежал до автобуса на остановке, а дома случился инфаркт. Лежал в проходе на кухню, сердце болело остро, боялся шевельнуться. И Дочь приехала очень кстати и Деда спасли.

Вскоре позвонил Дед, сказал, что доехал без приключений.

Зять послонялся по дому и лёг спать.

Попытался читать, но вскоре сморили усталость, свежий воздух, дорога, впечатления, разговоры, и он крепко уснул.

Глава 12. Починка

Дед по обыкновению проснулся рано. Сделал зарядку, завтракать не стал. Надел длинный клеёнчатый передник, тёмный, испачканный клеем и краской. Очки нацепил на нос, дужка пластырем перемотана.

Присел напротив окна, к свету. Низкая табуреточка, сиденье из широких переплетённых ремней. Сам сделал, чтобы долгое сидение было не во вред.

В работе было две пары женских чёрных туфель и кроссовки, и ему очень хотелось их отремонтировать.

Красотки-красовки. Расписные-разноцветные. Модно. С виду – богатые, яркие. Только ноги портить. Всё равно что в банку с кислотой их совать. Сразу вонькие ноги становятся, как ты ни оберегайся. Преет нога, не дышит вовсе. Разлагается, что твой утопленник на дне, высасывает синтетика всю влагу. Ноги белые становятся, бескровные и морскатые.

Расклеиваются они часто. Подошва отстаёт. Дед клеем промазал, оставил немного подсохнуть, чтобы крепче схватывало. Профилактику очертил специальным карандашиком, примерно под размер подошвы вырезал. Газ включил, на сковородке горячей подержал ошмётку профилактики. Кроссовки в пресс зажал, пока подошвы грелись. Потом вынул кроссовки. В туфли колодки вставил деревянные, под размер, тоже зажал прессом. Крепко будет держать.

Хитрят, экономят на фабрике. Надо бы щёчки слева и справа, крой подгибать под всю подошву, сплошной делать, под затяжку. Клеем всё залить. Тогда не страшны никакие лужи. Теперь же делают узкие края щёчек, вода быстро под подошву попадает и в обувь. А при сильной механической затяжке рвётся кожа на стыке с подошвой. Кропотливое дело – заплаточки потом вставлять, чтоб хоть ещё один сезон обувь выдержала. Прежнюю кожу теперь по толщине на три полосы распускают, становится как бумага. Да и химией тротуары поливают, разъедает кожу. Хватает на один лишь сезон, хоть какие бы ни были фирменные и дорогие.

– Два латика есть! – осмотрел внимательно. – Задник надо будет прошить, пообтрепался шов. Это уж потом, когда с туфлями закончу. – Кинул кроссовки в угол.

Клеем намазал подмётки и тоже прессом зажал, склеил. Косым широким ножом края обрезал. Коротко полоснул, привычно отсёк край ровно и точно. Крупной наждачной бумагой обработал, сгладил. Чёрной краской подкрасил. Посмотрел со стороны – вроде бы неплохо.

Каблучки, вечная дамская беда! Доносят, стешут набойку до того, что уж и сам каблук вперекос. Походка меняется. Косолапить начинает, некрасиво. Но как на женщин обижаться. Они же всё чего-то делают, заняты, всё некогда. Женщина – это вечный труд.