— Именно. Аквилонского императора. А когда пять лет спустя первый автомобиль появился и в Кортании, подаренный Гримсбергу Второму королем Ровии, Гримсберг проехал на диковинке триста метров и сказал: «а давайте к нему пушку прицепим и посмотрим, как он ее потащит». И этот автомобиль стал первым в истории человечества тягачом, не только артиллерийским, а вообще. А кто изобрел первый в истории грузовик? Опять мы. Автомобиль Гримсберга на первых же учениях показал, что везет пушку и расчет быстрее, чем лошади тянут телегу с боеприпасами. Потому из салона убрали сидения, спилили верх и сделали кузов для снарядов и пороха, а артиллеристы поехали на скаковых лошадях, которые уже вполне поспевали за автомобилем. Кто придумал использовать рейды с ночными обстрелами вражеских гарнизонов? Мы, двести пятьдесят лет назад, во времена, когда армии еще сражались по принципу толпа на толпу в одном месте. Кто первый массово внедрил тягачи, переделанные из тракторов? Мы. Кто первый придумал концепцию самоходного тягача, который везет и пушку, и боеприпасы, и расчет, при этом становясь на позицию за двадцать секунд? Мы. Любые новшества в деле мобильной артиллерии — это все придумано в Кортании. Передовые тактики применение пушек — придуманы в Кортании. Новые подходы к комплектации армии — придуманы в Кортании. Первая в мире профессиональная армия — кортанская. Да-да, это мы первые отказались от воинской повинности, наша армия состояла из людей, которые всю жизнь служили в ней, получая за это льготы и почет, и знали свое дело, а не призывались на пару лет. Понимаете? Первая профессиональная армия, созданная на девяносто лет раньше второй профессиональной армии. Да, мы триста лет гордились тем, что к нам захватчики приходили максимум на неделю — дольше не выдерживал никто. У нас был гордый народ и достойное дворянство. Не по признаку наличия дара колдовства, а по признаку личной благородности, чести и преданности. Когда автомобили только подешевели немножко и вошли в моду — у дворян пошла манера на них ездить. У всех, кроме наших. Наши покупали автомобили и отдавали их армии, а сами продолжали ездить на конях, как и положено рыцарям. У нас был первый автомобильно-артиллерийский полк в истории, а в других странах не было ни единого автомобиля-тягача. Дошло до курьеза: когда у нас дворянин впервые сел в автомобиль и поехал в город — народ недоумевал, а где же пушка? А какой-то карикатурист немедленно изобразил шарж на эту тему с припиской «пушкомания — когда человек считает себя пушкой». Да, господин Куроно, да, звучит парадоксально — но в Кортании всегда было очень туго с магами, однако же мы четыреста лет с гаком никому не давали себя завоевать. У нас был сильный, умный и уважаемый лидер, а при нем — достойное и благородное дворянство и преданная, умелая и находчивая армия. Мы были гордым и свободолюбивым народом… Вы это… я слыхал краем уха, аквилонского императора не жалуете?
— Да, имеется у меня на то причина, — кивнул я.
— Тогда я не боюсь задеть ваши чувства. Видали корону аквилонских императоров? Она в имперском музее хранится.
— Их там несколько. Вы про ту, у которой почетный караул стоит?
— Именно про нее. Огромный бриллиант на ее вершине, размером с яблоко, помните?
Я снова кивнул:
— Да, такое не забудешь.
— Корону Кортании венчает такой же… только стеклянный. Люди, не знающие истории, думают, что когда-то кортанские императоры пытались подражать аквилонским, но на самом деле, четыреста лет назад этот бриллиант венчал корону кортанского императора, Гримсвальда Первого, а все остальные императоры и короли завидовали и желали заполучить его себе…
— Хм. И как же бриллиант оказался на аквилонской короне?
— На нас напала Ференца — четыреста лет назад она была в расцвете сил и впятеро больше, чем когда ее завоевали свартальвы в начале века… Дать отпор в открытой битве мы не могли — соотношение сил было один против пятерых. Гримсвальд Первый два месяца водил вражескую армию по всей стране, каждый раз оставляя врага в дураках, а народ… народ жег свои посевы, убивал скот и с тем, что мог унести, прятался по лесам и болотам. Захватчикам не оставляли ничего, порой жгли даже оставленные деревни, чтобы окаянные под открытым небом спали. Это было тяжелое время, но уже тогда кортанцы всем показали, что свободу у нас так просто не отнять… Два месяца спустя голодная, больная и деморализованная армия Ференцы поджала хвост и удрала, проиграв войну даже не солдатам Кортании, а простому люду. А для нас тоже началось очень трудное и голодное время. Вот тогда-то Гримсвальд и продал бриллиант аквилонскому монарху за бесчисленное количество телег зерна. И знаете что, господин Куроно? Оккупация — это расплата за наши грехи. Мы ее заслужили своей глупостью, мелочностью и жадностью.
— Что вы имеете в виду?