Оккупация

Никто не жалел о сделанном выборе, но надо отдать должное Фебуину — мстить этот человек действительно умел. Во-первых, в нужный час им не принесли положенного ужина, а во-вторых, уже ночью лязгнул отпираемый замок и в барак ворвалась орава вооруженных молодцев. Один только Шматов и успел схватиться за оружие, шерху, Танкисту и Сергею пришлось довольствоваться собственными кулаками. Судя по всему, незнакомцы были прекрасно знакомы с внутренним устройством барака. Света никто не зажигал, да свет им был и не нужен. В качестве опознавательного знака они повязали вокруг голов белые тряпицы, и первое, что сделал Шматов после неудачной атаки бородатого детины, это сорвал с него тряпку и швырнул бывшему зеку. Долго объяснять — что да зачем — ему не понадобилось. Находчиво обвязавшись тряпицей, тщедушный оруженосец немедленно взметнул над головой одну из лавок и с силой метнул в многочисленных противников. После второй скамейки за ним тоже началась охота, но к этому времени успели уже вооружиться Салудин с Мироновым. Оба попросту отняли оружие у нападавших. Шерх при этом не постеснялся подобрать даже два меча. Поглядеть на его технику фехтования было крайне любопытно. Салудин практически не двигался, — просто стоял на месте и ждал. Когда на него налетал очередной противник, шерх пускал в ход свои невидимые конечности и с силой подсекал ноги атакующего. Уже упавшего огревал по голове плоской стороной меча, посылая в беспамятство. Если каким-то чудом соперник все же выстаивал на ногах, все той же рукой-невидимкой шерх бил его по глазам и, временно ослепляя, производил оглушающий удар. Таким образом, в отличие от своих напарников он совершенно не усердствовал в выборе трюков и тактики. Тем не менее, гора тел у его ног росла с неудержимой скоростью. Миронов на шерха не смотрел и действовал истинно по-медвежьи. С рычанием взмахивал тяжелым ятаганом, то и дело посылая вслед за лезвием одну из своих ног. Пожалуй, именно они приносили ему главную пользу, сваливая противников куда надежнее, чем сталь. Шматов, прижавшись к стене, работал экономно, но зло. Ночь взвинтила нервы бывшего офицера милиции до предела, и своих соперников он бил колющими ударами в горло, в грудь и в живот, укладывая на пол уже навечно.

По счастью, хорошие рубаки в стане врага отсутствовали, и, наверное, только по этой причине четверым поднятым с постелей бойцам удавалось без особого труда сдерживать превосходящие силы противника. Только потом, когда все завершилось, и последние из ночных визитеров, не солоно нахлебавшись, покинули барак, до них дошла главная идея каргала.

— Нечего сказать, хитер бобер! — покачал головой Шматов. — Хочет, чтобы мы просидели здесь всю ночь на ножах и не выспались.

— Да зачем ему это нужно? — удивился Танкист.

— Да за тем, что если мы не поспим, то будем завтра сонные, как мухи.

— Кстати, ничто не помешает этому ублюдку повторить атаку. — Миронов кивнул на лежащие вокруг тела. — Если Фебуин с такой легкостью посылает людей на смерть, значит, этого добра у него хватает. Сдается, мне он даже запретил этим бедолагам убивать нас.

— Как это? — не поверил Танкист. — Ты что, забыл, как они хлестались?

— Хлестались, может, и бойко, только посчитай, сколько на тебе или на мне ран. Да не щупай ты себя, — был бы ранен, давно бы почувствовал. Вот и мы целы.

— Сергей прав, — шерх пальцем провел по лезвию трофейного меча. — Оружие даже не наточено.

— Вот, черт! — ругнувшись, Потап покосился на свою шпагу. — Один я, получается, мочил их, как тараканов?

— Не переживай, — Миронов похлопал его по спине. — Они знали, на что шли, а вот ты о тупом оружии знать, конечно, не мог.

— Все равно, — Потап поморщился. — Паршивое чувство.

— Конечно, чего уж тут хорошего…

— Вы, ребятки, конечно, насквозь благородно рассуждаете, только нам-то теперь что делать? — возмутился Танкист.

— Во-первых, вызовем сотника-суфана, пусть поможет разобраться с телами. Во-вторых, приберем здесь немного. Ну, а потом… Потом надо будет все же немного поспать.

— И дверь подопрем изнутри! — поддержал его Танкист. — Хрен, пройдут, твари!..

Но «тварям» проходить и не понадобилось. Все получилось проще и фатальнее. После того, как раненых и убитых из барака вынесли, а сотник-суфан, пряча глаза, пообещал, что более эксцессов не будет, Шматов решил ополоснуться. Ночь получилась жаркая, а в пользу водных процедур он уверовал еще со времен службы в горячих точках. Какой бы чужой ни была держава, на каких бы языках с ними не общались, а вода всюду была одна. Подобно небу и солнцу. Не зря в блатных песнях столь часто поминается балдоха — иначе говоря — солнце, к которому, как к иконе, обращают свои взгляды поколения сидельцев. Но до солнца рукой не достанешь, а вот вода была всегда рядом. Она смывала пот и уносила усталость, умела бодрить кровь и ласкала тело не хуже женщины. В углу барака высилась огромная деревянная кадка, и именно к ней хозяйственным шагом направился Потап.