Оккупация

России нечего будет противопоставить этой информационной агрессии. У нее после краха идеологии коммунизма нет вообще никакого мировоззренческого идеала. Лозунг «Обогащайтесь!», выдвинутый поначалу теоретиками реформ, странно звучит в стране, где большинство населения колеблется между бедностью и нищетой. Отсутствует даже государственная идея, объединяющая разные социальные категории. Приоритеты не выставлены, нравственная ориентация не произведена, «сюжет развития», который бы должен был в идеале образовывать некую перспективу, обрывается вместо этого в пугающую неизвестность. Короче, в России не создано доктринальное смысловое пространство, защищающее страну от трансляции разрушительных смыслов. В «войне образов» Россия терпит поражение за поражением. Она последовательно проиграла Чечню, Югославию, «русскую мафию», ставшую представлением о России за рубежом. Теперь же она проигрывает для себя самое главное — государственный суверенитет, проигрывает изначальное право на то, чтобы управлять собственными территориями. Тем более, что слово «оккупация» в этой пока бескровной войне, скорее всего, произнесено не будет. Вместо него возникнет ряд устойчивых, строго специализированных, внешне совершенно безобидных иносказаний. Например, «совместный контроль над стратегически рискованными объектами». Например, «помощь международных сил в организации коллективных мер безопасности». Не имеет значения, как это будет называться конкретно. Важно начать обсуждение, чтобы общество, российское и мировое, постепенно осваивалось с новой реальностью. Протесты, если они и будут, понемногу ослабнут. Абсурд, разворачивающийся день за днем, перестанет восприниматься как таковой. Потребуется, вероятно, не более года, чтобы оккупация по крайней мере части России стала казаться вполне естественной. Время пустых ожиданий заканчивается. «Ясный холодный августовский день» уже наступил. Второй такой случай может не представиться никогда. Все боги мира сейчас на стороне Соединенных Штатов Америки. Им остается сделать только последний шаг. От войны незримой, войны словесной, информационной перейти к непосредственным военным действиям.

Гляйвиц — Сараево

Поводом для вторжения может послужить все что угодно. Это может быть авария на одном из крупных заводов, производящем ядовитые вещества, каковая повлечет за собой серьезные экологические последствия. Это может быть самопроизвольный запуск ракеты — неважно, оснащенной ядерной боеголовкой или пустой. Это может быть очередной экономический кризис, на которые так богата Россия; причем кризис, поддержанный и, возможно, организованный западными банками-кредиторами. Конкретика в данном случае значения не имеет. Важно лишь то, что инцидент этот будут ждать, к нему будут готовы заранее, и вся мощь зарубежных средств массовой информации обрушится на Россию. Инцидент немедленно попадет в фокус общественного внимания. Масштабы его будут раздуты до невероятной степени.

Если это окажется какая-нибудь технологическая катастрофа, значит, следы отравляющих соединений обнаружатся на огромном пространстве от Швеции до Италии. В случае самопроизвольного запуска речь пойдет о чуть было не потрясшем мир ядерном апокалипсисе. Если же возникнет вспышка инфляции, что, кстати, наиболее вероятно, то представлена она будет как крушение всей экономики, ввергающее к тому же в безнадежный хаос соседей. И пусть российские специалисты-экологи неопровержимо докажут, что следы ядовитых веществ в атмосфере указанных стран пренебрежимо малы, на здоровье, во всяком случае, они отразиться на могут, пусть военные специалисты заявят, что рассуждения о ядерном апокалипсисе в данном случае просто абсурд: стрельбы были учебными, западные державы были о них заранее оповещены, пусть правительство России упорно свидетельствует, что никакого экономического распада страны на отдельные регионы нет: локальный кризис, вызванный тем-то и тем-то, постепенно преодолевается, — это уже не будет иметь никакого значения. Голоса их утонут в потоке упреков и обвинений. На одну российскую экспертизу будет приходиться десять-пятнадцать «международных», более авторитетных. На одно российское заявление — двадцать-тридцать громогласных опровержений и дополнений. Пена вымысла, как всегда, окажется важнее реальности. Западный обыватель (да и российский тоже не в меньшей степени), сбитый с толку, напуганный тем, что, как ему объяснят, он едва-едва избежал верной гибели, разумеется, не желающий повторения ничего подобного в будущем, потребует от своих правительств самых решительных мер.