Окна

Сейчас, буквально за последние десять лет, можно видеть, как резко сокращается морзверобойный промысел, — вернее, если исчислять центнерами добытого мясе, он держится примерно на одном уровне, но главное, сокращается занятость местного населения в этом промысле. Началось с того, что в начале 70-х годов было решено, что китов для хозяйств Чукотского района будет поставлять китобоец «Звездный». С тех пор это делается так: китобоец принимает по рации заказ от совхоза на одного кита или двух, идет в «огород» — так моряки-китобои именуют меж собой места скопления планктона и, соответственно, китов, — отстреливает требуемое количество, подвозит поближе к берегу, местные охотники выходят навстречу на вельботах, принимают добычу и… на их долю остается только разделка. Это для сравнения представьте, как если бы вас, например, прирожденного форварда, посадили за пульт светового табло нажимать кнопки и обозначать число забитых другими голов, или… да мало ли можно привести тут сравнений! Конечно, с точки зрения экономической целесообразности, может быть, и разумно, что один всего китобоец заменил множество охотничьих бригад; ему, с его специальным вооружением, с его скоростью, почти втрое превышающей самую высокую скорость плывущего серого кита, очень легко настичь и убить животное; заодно исчез риск охоты на вельботе и т. д. А вместе с тем одна из главнейших нитей, издревле связующая берегового охотника с окружающей его природой, — пресеклась… Правда, чукчам и эскимосам осталась еще охота на моржа и нерпу, во, повторяю, количество самих охотников чрезвычайно уменьшилось, в Уэлене работают только две бригады, это десять — пятнадцать человек на весь поселок. Оставшиеся не у дел охотники разошлись, кто куда: кто в оленеводство, кто в звероводство, кто в сферу обслуживания — например, грузчиком в ТЗБ. Помню, в 72-м году в Лорино мне пришлось разговаривать с одним пожилым чукчей, бывшим морзверобоем. «Я теперь оленевод, — с грустным юмором сказал он. — Какой из меня оленевод? Только оленеед. В тундре — надо родиться…» Вот так морзверобойный промысел, бывший когда-то единственным на побережье, уступил сначала первое место оленеводству, а сейчас и вовсе отошел на задний план: как основные отрасли будущих укрупненных специализированных хозяйств, в районе называются оленеводство и клеточное звероводство, а охота на морзверя не поминается вовсе. Понять хозяйственников легко: эта отрасль оказалась наименее доходной. Разумеется, в каком-то объеме морской промысел так или иначе сохранится, хотя бы потому, что без него не смогут существовать зверофермы. И все-таки мне кажется, к нему надо относиться не только как к одной из отраслей чукотского сельского хозяйства, но и как к устойчивой, давно сложившейся форме бытия береговых чукчей и эскимосов; этот промысел следует возродить и поддерживать в той мере, чтобы не исчезли многие местные традиции. К примеру, если вернуться к нашим косторезам: каким путем, скажите, сможет молодой, начинающий резчик превратиться в самостоятельного мастера, исполнить свою оригинальную работу, если он и в море ни разу не выходил, и моржа или кита наблюдал только в виде выволоченной на берег бесформенной туши? Он станет просто подражателем, начнет копировать изделия старых мастеров, что, кстати, нередко уже и практикуется.

О внешнем облике будущего Уэлена, каким он мне видится, я писал в одной из предыдущих глав. О его теперешней перенаселенности за счет приезжих… Я думаю, что со временем, когда начнет вплотную осуществляться проект укрупнения хозяйств, эта проблема должна исчезнуть сама собой, потому что часть приезжих совхозных специалистов и работников сферы обслуживания будет иметь все основания перебраться на центральные усадьбы, в Лорино или в Лаврентия. Кое-кто вернется на материк, заработав вожделевшуюся сумму денег… И во всяком случае, можно надеяться, что теперь-то, в связи с этим проектом, перестанут привлекать в Уэлен и в другие «неперспективные» чукотские поселки рабочую силу со стороны. Ведь если, как сказали в райкоме, держать людей в таких поселках «экономически и морально нецелесообразно», то еще нецелесообразнее, следовательно, увеличивать в них население.

Вот мое мнение относительно «завтрашнего» Уэлена. Допускаю, что это мнение, может быть, спорное, мнение не специалиста (да и существуют ли такие специалисты — «по образцовым национальным поселкам»?!) и все-таки это правомерная точка зрения человека, жившего в Уэлене, долгое время наблюдающего за ним и очень неравнодушного к его судьбе. Почему-то уверен я, что так в конце концов и сбудется, Уэлен сохранится и еще более расцветет как центр чукотско-эскимосской культуры и искусства, вопрос только — когда все это решится? Через сколько лет?

8