Окна из будущего

"Стоит только послушать рассуждения о науке некоторых товарищей на заседаниях Техсовета. Их пр иходится часто слушать из вежливости и сдерживать улыбку, так они бывают наивны. Воображают, что, познав, что дважды два четыре, они уже постигли все глубины математики и могут делать авторитетные суждения. Это и есть первопричина того неуважения к науке, которое надо искоренить и которое мешает работать.

При создавшихся условиях работы я никакой пользы от своего присутствия в Особом комитете и в Техническом совете не вижу. Товарищи Алиханов, Иоффе, Курчатов так же и даже более компетентны, чем я, и меня пр екрасно заменят по всем вопросам, связанным с А.Б….

С тов. Берия у меня отношения все хуже и хуже, и он, несомненно, будет доволен моим уходом…"

В конце своего письма Сталину Петр Леонидович сделал такую приписку: "Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно".

Может быть, эта приписка и спасла Капицу. Когда Берия потребовал санкцию на арест Капицы, Сталин сказал ему: "Я его тебе сниму, но ты его не трогай…"

Институт у Петра Леонидовича отобрали, директором назначили Анатолия Петровича Александрова, старого его приятеля еще по работе у "папы Иоффе". Капица уехал на дачу, там на Николиной горе он узнал о взрыве первой советской атомной бомбы, а потом и о смерти вождя, которому он столь дерзко писал. А после расстрела "тов. Берия" П.Л. Капица вернулся в родной институт, которым и руководил до конца жизни. Однако Александрову он так и не простил "измены" — держался с ним подчеркнуто сухо.

Страница истории ЗВЕЗДА ХАРИТОНА

Она горит на небосклоне XX века столь ярко, что мы очень часто обращаемся к ней не только в памятные даты, как, к примеру, 50-тилетие со дня первого испытания советской атомной бомбы, но и в буднях, стоит только заговорить о ядерном оружии. И сразу же спрашиваем себя: "А что по этому поводу подумал бы Ю.Б.?" В зависимости от ответа, принимается соответствующее решение… Впрочем сам Юлий Борисович Харитон однажды сказал:

"Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным свершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более зрелом возрасте, я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я осознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома — Земле. Слова покаяния ничего не изменят. Дай бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего".

Это было сказано на финише жизни, когда академик Харитон стал чуть ли не самим Богом в физике. Он как звезда первой величины горел в науке, тем самым ярко освещая весь XX век. И таких звезд немного, может быть, несколько десятков, но меньше сотни — это точно! А Юлий Борисович Харитон вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Щелкиным встал вровень с Оппенгеймером и Теллером 29 августа 1949 года, в день испытания первой атомной бомбы в СССР, хоть и похожей на американскую, но все же сделанную своими руками и сотворенную своими головами… И это дало возможность работать дальше уже спокойнее, ну а присмотр Сталина и Берии стал помягче, он уже не висел дамокловым мечом над ними. По крайней мере, над теми, кто был отмечен за августовский взрыв Звездами Героев. Но это уже итог гонки, а в самом ее начале фамилия "Харитон" не фигурирует в документах "Атомного проекта СССР".

Уже приняты наиважнейшие решения и в правительстве, и в Академии наук СССР. Работы по атомному ядру расширяются: неутомимый Курчатов забрасывает правительство письмами, он не дает покоя руководителям Академии наук. В документах мелькают известные имена физиков — от академиков (Вернадский, Иоффе, Вавилов, Капица, Хлопин) и до будущих научных светил (Скобельцын, Арцимович, Курчатов, Алиханов), но фамилии Харитона нет.

Он врывается в эту область вместе с Зельдовичем в 1939 году, и впервые о их работе говорят в превосходной степени на обсуждении доклада "Об итогах конференции по атомному ядру в Харькове" в Академии наук СССР. В стенограмме записано так:

"…здесь возникает вопрос: нельзя ли осуществить такую цепную реакцию.