Читаем Окна во двор полностью

Потому что ей очень хотелось попасть в компанию, где гуляли ее сестрички. Там главным парнем был молодой художник Паша, волосатый и небритый, в мятом свитере и бутсах на босу ногу. Он Зое почти каждую ночь снился, так что по утрам от ее подушки пахло масляными красками. Но сестры смеялись над Зоей и не брали ее с собой.


Вот она уже школу закончила, поступила в институт, сестры уже по два раза развестись успели, а дома все то же: строгий папа товарищ Ложкин, и мачеха под его дуду пляшет: «Зоюшка у нас краса семьи, вымой головку, завтра экзамен».

А завтра, кстати, у художника Паши день рождения. Сестры туда идут, но Зою не берут: «У тебя и одежды-то нормальной нет! Сиди, учи уроки, целка!»

Сидит Зоя, горько плачет. Вдруг входит фея. Взмахнула рукавом, платье превратилось в свитер, колготки в рваные джинсы, а парчовые туфельки – в разношенные кеды.

Дальше все как в сказке было: Паша только с ней одной танцевал и обнимался, а потом сестры рассказывали: «Там одна такая телка была, Пашка на нее конкретно запал, но потом она вдруг свинтила, он даже нажрался со злости».

Так она три раза ходила, и в последний раз художник Паша уже крепко ухватил ее за ногу, но она выдралась, хотя оставила левую кеду у него в руках. Паша заткнул кеду за пояс и поклялся, что хозяйку найдет и трахнет.

Все думали, что он просто так говорит. Но он на полном серьезе присматривался к проходящим мимо ножкам.


Однажды идет Зоя Ложкина из института, а Паша навстречу, в тоске ее левую кеду на шнурке вертит.

Зоя говорит:

– Молодой человек, а это случайно у вас не моя туфелька?

– Гы! – говорит Паша. – Ты-то здесь при чем, отличница?

А Зоя вытащила из портфеля правую кеду и ему протянула. Он сразу все понял, обнял ее и закружил. И повел к себе. Потом они поженились.

Тут приватизация и реформа. Предприятие «Ураган» ликвидировали, товарищ Ложкин из важной номенклатуры стал скромным пенсионером, членом КПРФ. Мачеха уехала в Израиль к своей двоюродной (а ведь скрывала, скрывала!).

Но зато художник Паша стал богатый и знаменитый.

Добрая Зоя простила своих злых сестер и выдала их замуж за преуспевающих галеристов.

спасибо, гуппи, спасибо, рыбка

Другая сказка

Миша Попов сначала долго стоял на трамвайной остановке, но потом решил идти до метро пешком. Улица была длинная и темная – сплошные старые фабрики, переделанные под офисы.

Вдруг видит: на асфальте пакет с водой, а в нем рыбка типа гуппи. Наверное, ребенок нес из зоомагазина и уронил. Миша поднял пакет, а рыбка гуппи ему говорит:

– Выпусти меня, братец. Видишь, сточный люк? Мы, гуппи, живем в канализации в диких количествах. Какой-то козел парочку спустил в унитаз, мы там развелись и живем.

Миша говорит:

– Ага! Три желания!

Рыбка гуппи говорит:

– Только подумай хорошо.

Миша думает: «Миллиард? Опасно. Миллион – мало. Десять-двадцать самый раз. И жить в культурной стране. Ну и, сами понимаете». И говорит:

– Пятнадцать лимонов баксов. Дом в Лондоне. Жена модель. Окей?

– Окей, – сказала рыбка гуппи. – Выпускай. У нас без обмана.

Миша с трудом сдвинул крышку люка. Вылил туда воду вместе с рыбкой. И почувствовал запах нездешних духов.

Обернулся.

На тротуаре стоит роскошный кожаный чемодан. На нем сидит девушка в платье на тонких лямочках, почти что голенькая. В руках у нее связка ключей.

Девушка целует Мишу в щеку и говорит:

– Honey! I am tired! Let’s go home! – и трясет ключами.

Надо бы в аэропорт, и с концами. Но загранпаспорта нет. А если б даже был, все равно нет визы. Домой такую не повезешь. В гостиницу? Милое дело, но денег нет. Даже на такси нет. Миша согнал девушку с чемодана. Замок не открывается. Взял у нее ключи, нашел маленький. Вроде подходит. Засунул руку – брикеты в пластике. Хрен расковыряешь. Но все-таки сумел, ключом поддел. Вытащил пачку.

Тут машина остановилась, черный-смуглый какой-то бомбила:

– Куда ехать? – а сам глазами шныряет.

– Не надо, спасибо! – Миша забоялся. А тот говорит:

– Эх, жена у тебя красивая, прямо завидно.

– Езжай давай! – крикнул Миша и пробурчал вслед: – Понаехали, понимаешь.

Холодно стало. Девушка достает из сумочки мобильник и говорит:

– Honey, I’ll call my financial manager!

Этот менеджер быстро приехал на хитрой такой иномарке, спортивное купе. Сам за рулем, девушка рядом, чемодан едва впихнули, а для Миши места нет.

Он крепко пожал Мише руку. Объяснил по-английски, что ему позвонят. Со временем, как все уладится. Девушка чмокнула Мишу. Миша поцеловал ее в губы, в полный засос.

– O, honey… – сладко проныла она.

Захлопнула дверцу. Уехали.

Миша нагнулся и заглянул в люк. Там в глубине кишели рыбки гуппи.

– Как кильки, честное слово! – засмеялся Миша.

Потом нащупал в кармане пачку денег. Десять штук баксов. Сумма! Перепрятал в плавки и пошагал к метро.

в соседнем маленьком городе

Эдик Царёв

Одна молодая беременная женщина пошла на рынок, и там к ней пристала цыганка. Посмотрела ее руку и прямо закричала: «У тебя родится сын, он отца своего убьет, а дальше вообще говорить страшно».

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза