Осенью 1946 года в институте к нам на кафедру пришла большая группа (человек десять) молодых преподавательниц, окончивших в этом году МГПИИЯ и оставленных в Москве как отличницы или замужние. Старушки кафедры после этого одна за другой стали уходить на пенсию. Молодежь была в большинстве своем симпатичная, но такого дружного коллектива, как в совместной учебе, уже не складывалось. К счастью, интриганок или других неприятных типов среди новеньких не было, но меня несколько удивило, как некоторые среди них в первые же дни старались выделиться. Одна из них, например, на первом же заседании кафедры выступила с докладом «Новое в концепции категории времени в английском языке», в котором, к моему удивлению, просто слово в слово повторила одну из лекций профессора Смирницкого, которую я тоже в свое время слушала. Доклад произвел большое впечатление на пожилых членов кафедры, и об этой преподавательнице утвердилось мнение как о выдающемся светиле науки! Другие старались выдвинуться в общественной работе, одну вскоре даже избрали депутатом райсовета. Все это меня, да и Таню с другой ее приятельницей, Линой Беляевой, мало трогало, мы просто наблюдали и делились мнениями. И радовались, что на кафедре стало интереснее и веселее.
Всем, кто работал в то время в Институте востоковедения, запомнились замечательные языковые вечера — китайские, японские, индийские. Их прекрасно организовывали энтузиасты-преподаватели, в большинстве своем побывавшие в странах Востока. Зал, лестница и коридоры украшались в национальном стиле фонариками, транспарантами с ковровыми рисунками, из репродукторов звучала национальная музыка. На индийские вечера супруги Гладышевы всегда привозили и устанавливали на одном из этажей большой макет Тадж-Махала под стеклянным колпаком. В зале силами студентов давался концерт: песни, танцы, сценки из народной жизни, фокусы. Студенты под руководством преподавателей делали костюмы для представлений. Пригласительные билеты печатались в институтской ротаторской и тоже украшались национальным орнаментом.
Проводились и вечера на английском языке. Они были более многолюдны (ведь английский, за исключением турецких групп, изучали все), поэтому их устраивали не в здании института, а в клубе МГУ на улице Герцена. Главным организатором этих вечеров всегда был Яша Островский. Майя неизменно участвовала в драматических отрывках и скетчах, она и познакомилась с Яшей на репетициях.
Очень мило и тепло проходили и общеинститутские вечера перед праздниками. После неизменной торжественной части и концерта (или спектакля, если вечер проводился в театре) бывали танцы, во время которых мы смешивались с толпой студентов, начальство против этого не возражало.
Все мы были молоды, все думали о любви. Я влюблялась в одного студента за другим (скорее, это было какое-то восторженное состояние души, ищущее выхода) и вскоре заметила, что в тех группах, где есть милый моему сердцу юноша или где, как я знала, я сама кому-то нравлюсь, уроки мои проходили интереснее и живее, я старалась придумывать что-нибудь особое, необычное. Как всегда, мои увлечения бывали безответными, мне всю жизнь не везло в любви. А те немногие, которым я нравилась, как правило, были мне страшно неприятны. Так, дома у меня часто появлялся мой бывший одноклассник Юра Клочков, который очень грубо и неуклюже пытался за мной ухаживать, лез целоваться, предлагал руку и сердце. Я не могла даже превозмочь себя и сходить хоть раз с ним в кино или в театр. Когда я его окончательно и всерьез прогнала, он стал ходить к маме и беседовать с ней обо мне. Он просил у нее моей руки. Маме было очень приятно, что он приходит и говорит с ней, она бы рада была иметь его своим зятем. Он оканчивал тогда медицинский институт и долго еще ходил ко мне якобы для того, чтобы я ему помогала с немецкими переводами.