Окнами на Сретенку

Дальше был жаркий июль. В один из дней — солнечное затмение, которое мы наблюдали из окна комнаты Нели С. Мы вместе с ней готовились к экзаменам: она жила недалеко от меня, на Кировской, в доме, у входа в который до сих пор сидит каменный лев со щитом. Нелина комната находится в огромной коммунальной квартире: длиннейший коридор, по обе стороны двери, всего девять семейств. Потолки метра четыре высотой, все закопченные, огромная кухня без окон. Соседи все в одиночку и группами воюют друг с другом. Привязывают тряпками крышки кастрюль к ручкам: не вытащили б чего и не плюнули бы в суп. Хлопнет входная дверь — двери комнат приоткрываются, смотрят, кто и к кому идет. Нелина комната была средних размеров, с окном во всю стену, там, среди обшарпанной скудной мебели и невообразимого беспорядка, жила она со своей младшей сестрой Майей и старой бабушкой Мерой Мироновной. Старуха была грузная, ворчливая, почти слепая. Соседи — даже враги — считали ее мудрой и уважали, хотя она была очень нечистоплотна и часто сидела в мрачной кухне у стола, вылавливая толстыми пальцами кусочки мяса из кастрюли с супом.

Неля, хоть и числилась в нашем «колхозе» министром внешних сношений, не очень активно участвовала в нашей игре — после уроков она всегда сразу убегала, иногда даже пропускала семинары и практику, стала хуже учиться — явно что-то скрывала. Мне она наконец созналась, что уже с осени работает — преподает язык в Энергетическом институте, куда ее устроила приятельница ее покойной матери[66].

Мы занимаемся то у Нели, то у меня. Мама с тетей Зиной иногда с утра ездят за город, ищут ягоды и грибы, а мы с Нелей ставим в комнату корыто с водой, надеваем купальники и брызгаемся. Долго было холодно, вот и парад Победы в конце июня проходил в холодный день под дождем, а теперь, в июле, стало жарко. Когда приходит тетя Зина, начинается интересная беседа. Тетя Зина блещет остроумием, Неля от нее в восторге, и я горжусь, что у меня такая тетя. С Нелей же нас сближает то, что мы в группе единственные, кроме хромой Юли Антоновой, у кого нет романов. Все понемногу выходят замуж, у Иры в марте родился сын, у Вали Емельяновой дочка, а в нас никто не влюбляется, хотя сами мы все время о ком-то вздыхаем — в данный момент Неля вздыхает об одном своем студенте, а я влюблена в скрипача из Симфонического оркестра.

Накануне госэкзамена по языку мы вместе с Женей и Сарой пошли в кинотеатр «Уран» на последний сеанс смотреть диснеевского «Бемби». Перед сеансом выступала какая-то певичка, при ней — толстая и важная аккомпаниаторша в черном креп-сатиновом платье с глубоким декольте. Настроение у нас было хулиганское, мы запомнили имя этой жирной аккомпаниаторши и дружно кричали: «Ра-хиль Бром-берг! Ра-хиль Бром-берг!» Публика оглядывается на нас, шикает, но мы ничуть не смущаемся: мы заканчиваем институт! Сам фильм показался нам прекрасным, и мы плакали, когда погибла мать олененка. От утомления и зубрежки мы были слегка истеричны.

Я совсем перестала читать газеты, казалось — мы победили, что же еще интересного может произойти? Сейчас кажется несколько смешной такая запись в моем дневнике (я снова вела его с конца июля до конца августа).

8. VIII.45

Сегодня опять дождь — косой, нескончаемый. Целый день никуда не выходила, читала стихи и греческую литературу. К вечеру пришла Оленька (Пастухова), а потом Неля, и мы опять долго говорили. Во время нашей беседы вдруг раздались знакомые перезвоны позывных, и мне почему-то сразу подумалось: не война ли это с Японией? Так оно и было. Больше всего мне понравилось «союзники предложили» — представляю себе. Д. Т. [Дмитрий Тихонович Гнедин, наш сосед] сегодня в прекрасном настроении, ибо завтра едет в Берлин, выскочил к нам с Нелькой в переднюю и долго болтал о каких-то атомных бомбах…»