- Лена, послушайте, у нас ведь с Митькой не те отношения были, чтоб бумажки друг с друга брать. Мы много лет работаем вместе. А работая вместе, надо либо доверять партнеру полностью, либо разбегаться в разные стороны, и поскорее. Я так думаю. А деньги у Гайдебурова для Митьки я одалживал по двум причинам: во-первых, Гайдебуров мой приятель и с Митькой он просто не стал бы говорить об этом, а во-вторых... что же во-вторых? - Я потер нос, делая вид, что старательно вспоминаю. - Забыл... Потом вспомню.
Ничего я не забыл. Митька был должен всем и каждому. Кому две сотни долларов, кому - три. По отдельности - не много, но в сумме набегало изрядно. Ему не у кого было взять денег на дорогу. Никто бы не дал, вот что во-вторых. Но не получилось у меня сказать это Лене. И то, что мне самому Митька еще не вернул четыре сотни, тоже сказать не получалось. Он у меня их взял год назад, когда на Лене женился.
- Ну, понятно... - Лена еще раз улыбнулась. Так же жестко и холодно. Она мне не верила. - Что вы там хотели спросить?
- У Слепцова вы сказали, что заявили в милицию.
- О том, что Дима пропал? Конечно, заявила. А как иначе?
- Ну, не знаю, найдут ли они Митьку, но соков из нашей фирмы теперь высосут порядком.
- А вам есть чего бояться?
- Бояться - не то слово. Неправильное слово. Вот со мной раз смешной случай был. Лет восемь назад или около того. Американские деньги у нас тогда уже вовсю ходили, а обмен официально разрешен еще не был. Ни одного обменного киоска не существовало в городе. Под магазинами и на базарах ходили менялы с картонками "$, DM, рубли". Время от времени милиция устраивала рейды и забирала всех без разбору: менял, клиентов... Всех подряд.
Как-то мне надо было обменять русские рубли на наши тогда еще карбованцы. Пошел я на базар, сторговался. Только достал деньги, как подошли к нам трое. Двое - в форме, один - без. И всех забрали: и менял, и меня. Отвели в отделение, поставили к стене. Руки - за голову, ноги - шире плеч. Обыскали. Потом еще раза два обыскивали. У меня в нагрудном кармане рубашки пятьдесят марок моих денег было. Я их и менять-то не собирался. Держал на всякий случай. Карманные, что называется, деньги. А в куртке я в то время газовый пистолет носил. Зря носил, но тогда я так не думал. Так вот, марки у меня сразу нашли, при первом же обшаривании, а пистолет так и не заметили. Три раза обыскивали! И ни разу не нашли. С тех пор, правда, я его с собой не таскаю.
- Понятно, - сказала Лена. - Тонкий намек. Иносказание.
- Почему, "ино"? Случай из жизни. Чистая правда.
- Пусть лучше Диму хоть кто-то ищет, чем никто! Ясно вам?
- Пусть, - согласился я. - Вот только, что они будут искать?..
Лена отвернулась и замолчала, не желая продолжать разговор. Она была уверена, что все сделала правильно. Никакими словами не удалось бы мне ее переубедить.
Мы долго сидели молча. Мимо нас шумно пронеслись какие-то дети, следом прошли их бабушки, и снова стало тихо. Потом большая серая ворона принесла добытую где-то на мусорнике куриную лапу и положила ее в лужу. Сама ворона села рядом с лужей и взялась охранять находку, пока та размокнет и ее можно будет склевать. Видно, ворона уже знала, что так удобнее и проще есть сухари и старые корки хлеба. Время от времени несильными ударами клюва она проверяла готовность продукта. Лапа оставалась твердой, ворона нетерпеливо прохаживалась по краю лужи, косилась в нашу сторону и снова била по лапе клювом.
- Вот и птичка - жертва шаблонных решений, - кивнул я в сторону вороны.
Лена посмотрела на ворону. Потом на меня.
- Всего хорошего, - сухо бросила она мне, вставая со скамейки. И ушла.
За ворону обиделась.
* * *
- Хреново все, хреново все, хреново... - твердил я, тупо уставившись в окно. Над базаром висела грязно-серая туча и грозила базару дождем. Базар суетился и, не желая мокнуть, прятался под зонтами и разноцветными навесами.
Я люблю дождь. Дождь - это хорошо. А все остальное - хреново.