Окно в доме напротив

Из-за его торса, наконец, показался второй прибывший – ей оказалась женщина. От одного ее вида, мой знакомый точно потерял бы дар речи – при более благоприятных обстоятельствах. Вошедшая была прекрасна, но ее поистине божественная красота омрачилась припухшими от слез глазами; она и сейчас едва сдерживала их, прижав к носу скомканный кружевной платочек. Ко всему прочему, прибывшая дама оказалась обнажена до пояса, вернее, обнажена полностью, но… тут мои пальцы замедляют бег по клавиатуре, противясь попыткам описать подобное. Выше пояса, Ниггурат была обнажена как женщина, а вот ниже, она, она… фу ты, пропасть, не хочет писать рука! Словом, вид имела в точности как козлица: ноги ее, покрытые черной тонкорунной шерстью, заканчивались раздвоенными копытцами, а позади, писатель смог увидеть это, когда Ниггурат повернулась в профиль, весело болтался вздорный хвостик.

Мужчина отвлек внимание хозяина от созерцания гостьи самым простым способом: тряхнул за ворот. И весомо изрек:

– Я Шуб-Халаш. Надеюсь, это говорит тебе что-нибудь?

Писатель, икнув, осмелился произнести первые за время встречи слова:

– Вы ее брат?

– Я муж Ниггурат. Шуб – это фамилия, – холодно заметил он.

– А… я думал…

– Ты нанес супруге моей несмываемое оскорбление, – продолжил греметь мужчина. – Своей нечестивой писаниной ты исказил прекрасный облик ее, более того, ты посмел утверждать, будто истинное обличье суженой моей именно то, что ты описал. Ты осмелился раздать сей грязный пасквиль знакомым своим, которые, по простоте душевной или черствости, восприняли черкание твое как должное. Людям все равно, во что верить, для их вера – лишь желание побыть в компании себе подобных, а отнюдь не благочестивое созерцание истин. Описанное тобой понравилось прочитавшим, а, значит, запало им в душу. И теперь имя супруги моей навек отождествлено с тем уродливым видом, что ты в бреду выдумал ей. Как тебе, ничтожеству из ничтожеств, вообще посмело придти в голову, что небесноликая Шуб-Ниггурат столь безобразна?

Писатель нерешительно замотал головой, более от того, что вопрошавший встряхивал его перед каждым вопросом.

– А, если не прочел, – продолжил Шуб-Халаш, – то отчего решился обезобразить ее своей презренной писаниной?

– Но ведь, – писатель попытался вырваться из железной хватки, но ему не удалось даже ослабить ее, – ведь были же прецеденты. Бог Пан, например. Или большинство богов Египта, они, напротив….

– К супруге моей эти непристойные домыслы не имеют ни малейшего отношения. Мы – другие боги. Вот своих египетских богов можешь описывать как угодно, им от этого ничего не станет. А мою жену трогать не смей. Не смей даже в мыслях, коли не ведаешь о ней ничего!

– Нет… видите ли, я… видел ее во сне. Всю ту сцену, что описал в рассказе, вот честное слово. Видел женщину с ногами козлицы, которую мужчины, поклонявшиеся ей, именовали Шуб-Ниггурат. Видел, как она благосклонно внимала их молитвам – о сути их желаний, пускай и нескромных – я тоже подробно описал. А затем богиня забрала с собой, всех шестерых, в неведомое и еще….

При этих словах женщина явственно побледнела и разом перестала плакать, испуганно вглядываясь в спину своего мужа и повелителя. Но тот, не имея глаз на затылке, не видел перемены и смотрел лишь на обидчика.

– Это твое последнее слово о моей супруге. Сейчас ты пожалеешь, что не умер пять минут назад, – при этих словах писатель, освобожденный из плена рук Шуб-Халаша, испуганно вжался в стенку, где хранились книги, оставшиеся с институтских времен. Пальцы стали шарить по полкам, ища фолиант потолще, перебирая «Органическую химию» Глинки, «Теоретические основы электротехники» Бессонова, «Последнее приближение числа π» в трех томах, «Властелина колец» Толкина. Опус последнего автора, невесть какими судьбами попавшего в подобное общество, оказался наиболее предпочтительным – в толщину книга достигала полутора вершков. Мой приятель незаметно выдвинул тысячестраничный том и приготовился к худшему.

Но тут ему на помощь совсем неожиданно пришла Шуб-Ниггурат. Она коснулась тонкими пальчиками мускулов на руке мужа и произнесла чудотворным шепотком:

– Не сейчас же. Пусть сперва исправит.

– Но я же видел вас… – пискнул писатель, и тут же благоразумно смолк, добавив: – На что править-то?

– На то, что я узрел при первой встрече с бесподобной Ниггурат. Моя жена пребывала в красоте своей от макушки до пяток, все прочие боги и богини преклонялись перед ее красотой. Пока ты… – он вперил в грудь писателя мощный указательный палец, размерами своими превосходивший писательский кулак. – Короче. Заново переписывай и рассылай по электронной почте всем своим друзьям. С уведомлением стереть предыдущую копию и обязательно заменить новой, рассылай всем шести. И на страничке своей в интернете тоже замени. Ну, шевелись же!