Окно в другое измерение

Шура во мне видит двух разных людей: один бесконечно достаёт и докапывается, второй разрешает почти всё, что угодно. Рада, что он их не смешивает.

Иногда боюсь, что я для Шурки — часть некого сложного стереотипа. Вполне могу предположить, что в изменившейся обстановке он пройдёт мимо меня, не заметив. Всё–таки хочется верить, что это не так.

Конечно, Шурка не перестанет показывать мне свои аутичные штучки — почему? Да потому, что они мне нравятся. Тоже мне педагог.

С одной стороны, я, конечно, хочу, чтобы он стал менее аутичным. И постараюсь всё сделать для достижения этой цели. А с другой — он меня и так вполне устраивает.

Не пойму, противоречие ли это?

Когда ты принимаешь его таким, какой он есть, и не довольствуешься этим.

Дорогой Лёва!

Наше утро начинается с пения.

Сначала сверху слышится мелодичный скрип:

— ЭЭЭЭЭ… Э–Э-Э, ЭЭ–Э-Э!

Потом мычание. Потом оно переходит во что–то, напоминающее тувинское горловое пение. Когда со словами, а когда без слов. Обычно так:

— У–У… УУ–У-У! Ы–Ы-Ы–Ы!

Это песня из трёх нот. Не вполне проснувшись, я вскакиваю и задираю голову кверху. Антон сидит на кровати в невозмутимой позе йога и смотрит чуть левее меня глазищами цвета светлого асфальта.

— Антон, — умоляю я, — тише! Дай поспать!

На некоторое время наверху воцаряется тишина. Но стоит мне с облегчением закрыть глаза, сверху раздаётся шепот:

— Ээ–ээ–э-э… ээ–э-э…

Звук постепенно нарастает.

Справа от меня заскрипели пружины. Второй Антон садится на кровати.

— Ксю. Ксю. Ксю. Т. Т. Ксю.

Ощущение такое, будто капли падают в таз с водой.

— Я хочу… Я хочу…

—Что ты хочешь?

— Кссс–а! Ксю. Ксю. Я… хочу! — говорит он, сверкая итальянскими глазами. Мы слушаем дуэт:

— ЭЭ–э-э! ЭЭ–э-э!

— Т. Ксю. Ксю. Ксю. Ксс–аа!

Слева доносится:

— Я поеду домой в город Выборга!

— Аня, лежи, рано!

— Не рано, — голос постепенно срывается на плач, — а домой к маме Кате и папе Юре!

— Аня, ещё рано!

— Мама Катя тебя ждёт! — хнычет Аня, — я хочу Анечкино день рождения! Хочу подарит Анечкино подарки! Где моя добрая папа Юрочка?

— Аня, посмотри: все спят!

— (Эээ… ээ… ксю. ксю. ксю.)

— Не спят! А одеваться!

— Света, — трогательным тоном просит Анечка, — я хочу в Москва к дедушка Ленин.

— Аня, где твои колготки?

— А где моя дедушка Ленин?! — (нащупав под подушкой «Русский язык» 1985 года издания) — А вот она Ленин!

Хор:

— ЭЭ–э-э! Ээ–э! Ксю. Ксю. Ксс–са. Ксю. Я хочу домой, город Выборга!

На чердаке волонтёр Алишер пробует тростниковую флейту. Легко дует в неё:

— УУУ- УУУ–ээ–э-э! ээ–э-э!

— ксю. ксю. ксю.

— хочу город Выборга…

— УУУ- УУУ–Мы всё–таки встаём (деваться окончательно некуда) и отправляемся варить кашу для оркестрантов.

Проходя мимо двери, я замечаю, что Настя успела одеться и сидит на застеленной кровати. Она провожает меня медленным взглядом черепахи Тортиллы.

— Настя! — говорит Света. — Что надо сказать?

— Доб–ро–е ут–ро!

P. S.

По воскресеньям, уложив детей, ключ повернув на четверть оборота, мы шли среди развешенных сетей на берег, где зелёные ворота заканчивались. Дальше мы не шли.

Смотрели на окрестности земли.

Мы заставали час, когда вода озёрная становится отвесной и можно перепутать без труда рыбачьи острова и Град Небесный.

Шуршанье днища и уключин скрип, горит на мачте призрачный светильник, и ожерелье из сушеных рыб висит на перевёрнутой коптильне.

Сквозь темноту просвечивали брёвна, обкатанные озером. Внутри спокойно спали, там дышали ровно и ёжились в предчувствии зари.

На кромке озера, на одеяле мха послушай, как Вселенная тиха: то рост луны, и мерный треск цикады, и ровное дыхание стиха.

Дорогой Лёва!

Девятилетний Никита (здоровый) сказал сегодня о семилетием Антоне (тяжелый аутист):

— Ну так приятно теперь смотреть на него! Знаешь, когда ребёнку радостно, то и тебе радостно!

Дорогой Лёва!

Сегодня пятнадцатое сентября, а каждое пятнадцатое число у нас собрание.

Начинается всё с того, что я прихожу (потому что это собрание моими глазами).

Код двора, дверь Фонда, звенит колокольчик, хлопает дверь.

В полупустой пока администрации накурено и сыро. Алина поедает паданцы, горкой лежащие на столе для кофе. Я заглядываю в соседнюю комнату и здороваюсь со спиной В. П, главного и единственного бухгалтера. Он не слышит.

Ладно, возвращаюсь и сажусь на продавленное сидение. Не оглядываясь, входит И. Б. — быстрая, маленькая, с нахмуренным лбом и сигаретой в зубах.

— Здравствуйте, И. Б.

— Здрасьте, — бормочет, полуобернувшись на секунду. — Вова! — кричит она в соседнюю комнату. — Он говорит, что можно!

— А, кстати говоря, если получится то, что я задумал, — рассуждает Ж. Ж. еще откуда–то из коридора, — мы сможем получить двадцать — двадцать! — тысяч зеленью. Ми–ни–мум! Тот олигарх, с которым я вчера говорил, сам сказал…

— Ну–у-у, Женя. Это нам вообще не подходит! — говорит И. Б., нажимая на слово «вообще». — И почему ты вечно пьешь только со всякими алкоголиками? Пил бы с олигархами.