Когда я увидел ее в первый раз, она вдруг подошла ко мне и поцеловала в щечку. Впервые в жизни меня поцеловала женщина! (Я, конечно, не считаю поцелуи мамы или бабушки — это совсем другое дело.) После этого поцелуя я сразу почувствовал, что со мной что–то произошло… И влюбился с первого взгляда. Я думаю, что она об этом догадывается. Но я понимаю, что по–настоящему она не может меня полюбить. Во–первых, у нее есть муж. Но я–то знаю, что не только в этом дело. Здоровые дети не хотят со мной дружить, здоровые девочки не могут меня любить. Ну что тут поделать? Я и сам ни разу не влюблялся в больных девочек. Я ведь живу в обществе здоровых людей. Больных я видел только в Евпатории, но это было очень давно. Поэтому, конечно, я влюбляюсь в тех, кто меня окружает. И я вам признаюсь, мне очень хочется жениться! И родить детей! А мама говорит, что это все обязательно будет в следующей жизни… Ничего, я подожду.
Что же это такое — любовь? В этом слове столько всего, что можно запутаться. А мама говорит, что любовь похожа на многострунный музыкальный инструмент. Это как будто бы подарок, который Бог дарит каждому при рождении. А может быть, и чуть раньше. Недаром же говорят, что беременным женщинам нужно слушать спокойную музыку, любоваться природой или красивыми картинами, читать умные книжки. Видимо, мамы могут этот инструмент настраивать до рождения ребёнка и, конечно, когда он уже родился, но ещё маленький. А потом уже каждый человек настраивает его по–своему. И чем больше струн в нем, чем лучше они настроены на всё прекрасное, тем сильнее это великое чувство — любовь!
И еще я знаю, что когда ты любишь многое и многих, тебе хочется жить вечно. Я знаю, что буду жить вечно, потому что мне нравится жить, несмотря на то что я такой, какой есть. Мне кажется, что здоровым людям это понять трудно. Но ведь мы с мамой смотрим на жизнь из другого измерения.
…А если человек не любит ничего и никого, то тогда зачем ему жить? Может быть, поэтому самураи так легко расставались с жизнью? Они переставали любить. Они просто уже не могли полюбить никого. И тогда они падали на землю, как лепестки сакуры…
«Итак, в первый вечер я уснул на песке в пустыне, где на тысячи миль вокруг не было никакого жилья. Человек, потерпевший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, — и тот был бы не так одинок».
Олег Романчук
Когда вам снится музыка…
Моему другу Мирону с благодарностью
Вместо предисловия
Жил–был Мирон. Большой. Тихий. Умственно отсталый. И ему снилась музыка…
Он сказал мне об этом как будто случайно, между прочим. По субботам мы встречались в театрально–терапевтической студии для людей с особыми потребностями, которая называлась «И смех, и слезы», и готовили спектакль к фестивалю.
Мы хотели поставить спектакль о наших мечтах.
Я спросил тогда Мирона:
— О чем ты мечтаешь?
— Быть аккордеонистом.
Вообще он мало говорит. Иногда, чтобы узнать что–то от него, нужно спрашивать по нескольку раз.
— Аккордеонистом?
— Хочу играть на аккордеоне…
Мирону было тогда тридцать пять. Он никогда не ходил в школу (слишком сильно выраженной была его умственная отсталость — еще недавно таких детей, как он, считали необучаемыми). Почти всю свою жизнь Мирон прожил в пределах маленького родительского домика, не покидая своей улицы. Правда, и там над ним часто смеялись — а бывало, и издевались…
Это было уже пятнадцать лет назад. Помню, как он ходил, глядя себе под ноги, — сжавшийся, сгорбленный, настороженный. Проходя с ним по улице, я замечал иногда, как насмешливо поглядывали в нашу сторону сдерживаемые моим присутствием уличные мальчишки–забияки, и видел, что Мирон хотел поскорее попасть домой…
Потом в его жизни произошли хорошие перемены: Мирон пришел в общину «Вера и Свет» для людей с особенностями умственного развития, их семей и товарищей[21]
. Здесь он нашел друзей, начал работать в мастерской — и так попал в среду, где его полюбили, стали уважать и принимать таким, какой он есть. Здесь постепенно он смог раскрыться и развить свои таланты. Особенно — к танцам и театру. Как раз тогда мы основали театральную студию, и это был один из первых спектаклей.— А почему ты хочешь играть на аккордеоне?
Мирон долго не отвечал. И только потом, спустя какое–то время, тихо промолвил:
— Потому что мне снится музыка…