Окно в Европу

– Прекрати блажить! Ну, как сговорились, ей-богу! – Подруга подняла глаза к потолку и перекрестилась. – Давно в церкви не были. Надо бы и тебе покаяться. – Я моментально сбилась с мысли. – Ты, Ирина, странный человек. Людям надо помогать. Нельзя же думать только о себе. Ну посуди сама: твой муж гораздо ближе к человеческим телам, а следовательно, и душам. Ему легче будет перенести очередную подлянку с твоей стороны. Мой – чистой воды технарь. Иногда мне кажется, что его больше бы устроила жена, запрограммированная на строго определенное поведение – исключительно заботу о нем, любимом. Но главное, чтобы при этом – молчала. Не в моих правилах спускать себя на тормозах. По мере своих слабых сил я осложняю ему жизнь. В профилактических целях – чтобы не забыл о моем существовании на положении рабыни и испытывал по этому поводу муки совести. Знаю, что он любит меня, но не грешно время от времени прочищать ему мозги, поскольку себя он тоже любит. Теперь представь, что я волоку в дом совершенно незнакомого мужика с шашлыком и говорю, что он у нас переночует, поскольку приехал к Нинели. Боря оторвется от своей железной болванки, именуемой компьютером, и-и-и… Тебе все ясно?

– А если его подготовить?

– Будет еще хуже. Вспомни Ольгу!

Я вспомнила и хихикнула. У Наташки навязчивая идея – устраивать чужие судьбы. Как-то в начале лета она возвращалась с дачи, куда ей пришлось смотаться после работы, чтобы забрать забытые в спешке рабочие документы Бориса. Получилось это случайно. Борис брякнул папку на заднее сиденье, половина которого предназначалась для боксерихи, и занялся погрузкой вещей в багажник. Заметившая непорядок, Наталья мгновенно выложила папку на газон, решив аккуратненько и бережно положить ее впоследствии на багажник. Решить – не значит сделать. Синяя папка осталась оживлять своим присутствием газон. Вечером супруги Кузнецовы обвинили друг друга в патологическом беспамятстве, и заплаканная Наталья пришла ко мне жаловаться на бессердечного Бориса и его долбанутое руководство, которому вынь да положь к утру злополучные документы. Следовало проучить это самое руководство, и Наташка решила заставить его подождать денек-другой. Нечего горячку пороть! Прослушав прогноз погоды, не обещавший дождя в ближайшие дни, твердо заявила, что папка будет доставлена в Москву только в следующее воскресенье. А может быть, если машина сломается, то и позднее. Борис молча собрался в ночь на дачу. Подруга поняла, что погорячилась, и выбила отсрочку до следующего дня…

Накрапывающий дождь застал Наташку у ворот собственной дачи и слегка порадовал своевременностью прибытия. Она подхватила папку – предмет раздора, поцеловала обложку, обругала в очередной раз Борино начальство и покатила назад.

Подъезжая к Москве, подруга увидела на обочине шоссе женщину, очевидно давно мокнувшую под дождем. У ее ног стояла мокрая спортивная сумка. Зонта у дамы не было.

Остановившись рядом со страдалицей, Наталья коротко предложила той забираться в машину. Но женщина, казалось, колебалась.

– Садись, говорю, несчастная! Воспаление легких подхватишь. Двадцать раз предлагать не буду! Мне некогда. – Решительный тон заставил женщину мгновенно подхватить сумку и нырнуть в машину. – Куда? – спросила Наташка, но ответить не дала. – А куда бы то ни было. Я тороплюсь и могу подкинуть только до ближайшего метро.

– У меня нет денег вам заплатить, – медленно и отрешенно проговорила попутчица. – Так получилось. Если дадите адрес, я потом вышлю…

– Нужны мне ваши деньги! – презрительно фыркнула Наташка. – Не на своем горбу везу…

Подруга не сразу заметила, что незнакомка плачет. Решила, что ей на лицо стекает вода с мокрых волос. Жалость и рациональность живут в Наталье в единстве и постоянной борьбе. Покой им только снится. Жалость выдавила из подруги слезы сочувствия к рассказу Ольги. Рационализм порадовал тем, что сама Наталья в подобную ситуацию никогда бы не попала.