Окно в мансарде

Ко всему прочему, существо было наделено способностью осмысленного восприятия, ибо оно, похоже, с самого начала заметило мое присутствие. Выбравшись из пещеры, оно в упор поглядело на меня, а затем стало передвигаться по направлению к окну, с невероятной скоростью пересекая стремительно темнеющую местность. Не подозревая об истинных размерах грозящей мне опасности, я, как завороженный, наблюдал за происходящим, и только когда чудовище заслонило собой весь вид, когда его щупальца протянулись к окну мансарды — и прошли сквозь него! — только тогда меня охватил настоящий страх.

Прошли насквозь! Так вот чего боялся мой кузен!

Помню, как, вырвавшись из ледяных объятий страха, я снял ботинок и со всей силы швырнул его в стекло. Вслед за тем я нагнулся и стер часть изображения — «ликвидировал» звезду. В моих ушах еще стоял звон разбитого стекла, когда я погрузился во мрак милосердного забвения.

Теперь мне известно все то, что знал мой кузен.

Не замешкайся я в последний момент, я, возможно, был бы сейчас избавлен от этого знания и до сих пор пребывал бы в твердом убеждении, что причиной всему явился обман чувств, галлюцинация. Но — увы! — теперь я знаю наверняка, что мутное стекло в окне мансарды было входом в другие измерения — в чужие пространственно-временные континуумы, которые мой кузен научился выбирать по своему усмотрению; путем к сокровенным местам Земли и межзвездных пространств, где от века таятся существа, поклоняющиеся Древним Богам — а то и сами эти Боги! — таятся в ожидании часа, когда они снова восстанут из забвения и будут править миром! Стекло Ленга — оно же, «вероятно, хиадесского происхождения», ибо я так никогда и не узнал, где раздобыл его кузен, — обладало способностью вращения в оконном проеме; оно не подчинялось никаким земным законам, за исключением одного — его направленность определялась вращением Земли вокруг своей оси. И если бы я не разбил его, то из-за своего невежества и праздного любопытства мог бы навлечь на человечество ужасные бедствия.

Отныне я знаю, что прообразами для неумелых зарисовок моего кузена послужили живые, а не воображаемые существа. Но есть и последнее доказательство, увенчавшее собою все предыдущие, и оно неоспоримо. Летучие мыши, которых я, придя в сознание, обнаружил во внутренних помещениях дома, могли попасть туда через разбитое окно; прояснение мутного стекла можно было бы списать на оптический обман — если бы не одно «но». И это «но» позволяет мне утверждать, что все виденное мною далеко не было игрой моего воспаленного воображения — ибо ничто в мире не может опровергнуть то последнее чудовищное доказательство, которое я обнаружил среди осколков стекла на полу мансарды: отрезанное щупальце длиной в десять футов, щупальце, застрявшее между измерениями в тот момент, когда был прегражден доступ телу, частью которого он являлся, — и ни один ученый в мире не смог бы доказать его принадлежность какому-либо из известных науке существ, живущих или когда-либо живших на поверхности нашей планеты или в глубине ее недр!