Окно в Париж для двоих

— Кто живет в том доме? — Прокофьев подошел незаметно и встал за спиной.

— Щукины. Одни, кажется, остались в деревне.

— Они в своем уме? — вдруг спросил Гарик.

— В каком смысле?! — Даша растерянно заморгала.

— Ну, в том, что не выжили еще из него? Вопросы мои адекватно воспринимать смогут, если поинтересуюсь: никого чужого они здесь не видели? — Он неожиданно рассмеялся.

Ему понравилось, как она теряется. Моментально растворяется вся настороженность в ее потерянных наивных глазищах. Милой такой, кроткой даже кажется. И не сиди сейчас на его голове шишка, ни за что не поверил бы, что она способна на человека руку поднять.

— Ах вот ты о чем! — Даша тоже улыбнулась. — Еще в каком уме, не сомневайся! Плюс бдительности на ЦРУ хватит. Это именно они Лешке меня сдали. Рассказали, что в нашем доме кто-то поселился. Позвонили и рассказали. Он и приехал. Тут они с Муратовым и познакомились. И пошло-поехало…

— Понятно. — Гарик, забыв, что подстригся сегодня утром, привычно запустил пальцы в шевелюру, те прошлись по голому уху, соскользнув за воротник. — Ладно, оставим их на потом. Сейчас нужно дом осмотреть. Ключ есть?

Они оба мгновенно почувствовали этот омерзительный запах. И тут же оба поняли, откуда он. Тошнотворная вонь плотно ползла из-под приоткрытого лаза в подпол.

— Стой на пороге! — тут же скомандовал Прокофьев, придержав ее рукой за рукав. — Кажется, у нас труп!

Ее не надо было придерживать, она и так уже попятилась, зажав рот рукой. Выскочила на прогнившие ступеньки крылечка, хватанула побольше воздуха, чуть отдышалась и тут же прокричала Гарику, успевшему по плечи скрыться в подполе:

— Что там, Прокопий?! Что?!

Господи! Только бы не Лешка!!! Только бы не он!!! Не успев дождаться сигнала к бедствию, слезы моментально закипели в глазах, закапав с ресниц. Что будет, если вдруг Лешкин труп сейчас обнаружит ее странный ночной гость?! Что она станет делать тогда, как жить?!

— Ну что там, не молчи!!! — закричала она, расплакавшись от страха. — Гарик, что?!

Он долго не отвечал ей. Потом выбрался из подпола. Вышел, встал с ней рядом. Глянул как-то странно и повторил, успев брезгливо передернуться и сплюнуть в сторону:

— У нас труп, Даша. Не плачь, это не твой брат. Это труп женщины.

— Женщины?! — ахнула она, заново испугавшись теперь уже другой беды. — К-какой женщины?!

— Не знаю. Судя по всему, труп молодой женщины. Когда, говоришь, пропал твой брат со своей любовницей?

Намек в голосе был более чем прозрачен. И Даша, слабо охнув, привалилась к его плечу, ища опоры. Уткнулась носом в воротник его старой кожанки и зажмурила глаза.

Лили! Неужели это Лили Громыхина?! Красавица стриптизерша, покинувшая съемную квартиру за пять минут до приезда Лешки. Она уехала. Он бросился следом и…

И что?! Догнал или нет?! Уехал с ней или нет?! Уж хоть бы нет! Ведь не его же вина в том, что труп ее найдут именно в подвале их загородного дома. Конечно, нет! Он бы не смог! Он бы не стал ее убивать!

— Ее убили? — решила она на всякий случай уточнить, перепугавшись того, что Гарик сможет подслушать ее мысли. — Она не оступилась, не упала, не разбила голову, не…

— Ей, как и Валентине Пыхиной, перерезали горло. — Гарик вдохнул в себя запах ее волос, и даже голова закружилась.

Не захочешь, да станешь благословлять судьбу за неожиданные перипетии. Они, злосчастные, заставили Дашу Коновалову искать у него утешения. Сколько трепета в ее испуге! А сколько, блин, нерастраченной ни на кого нежности в нем! Так и стоял, казалось бы, вечно. Стоял, вдыхал ее запах, смотрел в хмурое небо и думал только об одном: пускай бы продлилось все это подольше.

Не продлится. Черта с два у них с Дашей получится блаженное долгое безмолвие! Нужно вызванивать Мазурина, сообщать ему о страшной находке и еще кое о чем, что ему удалось обнаружить при осмотре окрестностей. Не бог весть что, но все же. А пока тот соберет группу и сумеет добраться, накрутив на спидометр сто километров с плюсом, он уведет Дашу подальше от этого дома.

Гарик беспомощно оглянулся. Куда вести? Да…

Да вон хотя бы к этим, как их там, Щукиным, кажется. Заодно и побеседуют. Может, дотошным старикам что-то да и известно. Может, приметили кого-то постороннего. Как-то этот труп сюда доставили…

Щукариха, бойкая низенькая старушка в старомодной юбке колоколом и вязаной кофте из темного козьего пуха, варила щи с бараниной. Густой аромат наваристой похлебки плотным облаком стоял в хате, и у Гарика тут же снова потекли слюнки. А он бы сейчас щец навернул бы. Да с краюхой свежеиспеченного хлеба, что лежал пахучим бревнышком теперь под чистеньким полотенцем.

— Даня, дочка, ты ли это?! — пропела Щукариха, суетливо обметая передником добротные табуретки, выкрашенные охрой. — Проходите, проходите, детки. Я только щей наварила, хлеба испекла. Вы прямо к обеду. Давайте к столу.

Гарик Прокофьев так обрадовался, что чуть не прослезился. Вот уж воистину: голод не тетка. Скинув куртку на руки старой женщине, он дернул носиком алюминиевого рукомойника, сполоснул руки, вытер их полотенцем и полез за стол.