Окно в природу-2004

Отдадим должное человеку - первая же лодка, им построенная, немедля нашла покупателя. Потом вторая, третья... И пошел слух по Воронежу-реке: Кабан в Вертячьем делает челноки. Сам мастер не склонен преувеличивать мастерство: «Делаю как умею. До этого топором только дрова рубил». Но претензий к его работе нет, напротив, ждут очереди, поторапливают.

Разговор о реке, о лодках, о старине продолжаем на крутом берегу. С него далеко видно левобережную пойму Воронежа: слюдою на солнце сверкают озера, старицы, зеленеет болото, а на высоких местах темнеет кудрявый лес. «Ну где еще можно увидеть такие места!» - с гордостью говорит лодочник, исходивший эти низины с ружьем, удочкой, бредешком.

«А что, Петр Первый мог проплывать тут на лодке, например, из Воронежа в Липецк?» - вдруг спрашивает мой собеседник. Отвечаю, что вполне мог. «А я так уверен, что плавал. Тут у нас на бугре был вкопан железный столб с какими-то клеймами. Говорят, что это путевой знак со времен, когда строили корабли. Я даже думаю, царь непременно тут останавливался - оглядеть реку сверху - и видел то, что и мы сейчас видим».

Из протоки в русло Воронежа вплывает челнок. Человек на корме веслом не гребет, лишь слегка лодочку направляет. «Твоя посудина?» «Моя, - отвечает Александр Николаевич, прихлопнув через тельняшку добравшегося до его крови комарика. - Моя. Других тут нету. А я уже десятка три челноков настругал. Воруют с реки. Увозят аж в Липецк, в Воронеж. Получается: на этом пространстве всего один лодочник. А ведь было их восемнадцать только в нашем Вертячьем...»

Древнейшее изобретение человека на земле - лодка. Колесо придумано позже. Лодка, лук, колесо... все остальное, вплоть до компьютеров, идет вослед. Древний пейзаж с берега, на котором сидим мы с плотником, и десять тысяч лет назад мог выглядеть вот так же: прибрежный лес, разливы реки и на них - лодочка. Изначально это была, конечно, долбленка.

28.10.2004 - Кедровый хлеб

Любитель орехов - поползень

Сибирь не попотчует тебя яблочком, но есть у неё угощенье, дарованное человеку тайгой, - кедровые орехи. Агафья Лыкова с первого знакомства с ней (двадцать два года назад), то украдкой, как бы шутя, высыпает пригоршню орехов в карман моей куртки или приносит их на прощание в туеске. Лыковы сеяли рожь, но дробили зерно на крупу - для каши. Их «хлебом» была картошка и кедровые орехи.

Орешки - любимое лакомство сибиряков. Некогда добыча их была самым прибыльным таёжным промыслом. Орехи тысячами тонн потребляла кондитерская промышленность, и в каждом доме запасали на зиму мешок-другой орехов, более почитаемых, чем подсолнечные семечки в степной России. Сейчас промышляют орехов в десять раз меньше, чем прежде, - вырублены кедрачи на мебель, на производство карандашей. Теперь на рынках орехи продают банками, ведрами и в пластиковых мешочках.

Я давно мечтал увидеть, как промышляют орех. И вот в минувшем августе, ожидая погоду для вертолета, повстречался с таштыпским охотоведом Сергеем Петровичем Лесуном, и он предложил съездить в местечко, где промышляют орех шорцы - коренные жители этого края.

Оставив у дороги автомобиль, мы углубились в тайгу. На поляне, вблизи опушки, полюбовались стожками сена, сложенными местными хозяйственными староверами, а потом тропа повела нас куда-то под пологом необхватных берез и осин, по зарослям черемухи и рябины, под сенью вековых елей. По свежим следам на тропе охотовед определил: «В кедрачах уже кто-то есть...»

Одиночные кедры были у нас на пути всё время. Постепенно числом они стали теснить березняк и осинник. Среди них выделялись дерева высотою до сорока метров и очень почтенные возрастом. Кедры относятся к числу долгожителей южной тайги. Двести лет - обычный их возраст. А рекордсмены горных лесов живут пять-шесть сотен лет. Останавливаясь около великанов, можно только гадать, сколько поколений людей они пережили.

Километра четыре вела нас тропинка к промысловой полянке. Тихо было в лесу, лишь синицы цыркали в ветках, и с шумом пробивали кроны, падая сверху, шишки. Проворный бурундучок, прячась за ствол березы, проводил нас внимательным испуганным взглядом, да кто-то, возможно, лось, незримо, но шумно пересек нашу тропку.

Но вот мы услышали лай собак и, подойдя к базе промысла, увидели чуть дымящийся костерок, над ним ведерко с варевом, чайник. Двое людей - один пожилой, другой еще юноша - настороженно нас приветствовали. Напротив костра под навесом был виден стол с неубранной после обеда посудой, на столбе висели плащи, все остальное пространство заполняла гора пахнувших смолой с утра добытых кедровых шишек. У края поляны стоял покосившийся сруб для храненья орехов, и тут же - избушка с нарами для ночлега.

В разговоре с отдыхавшими у костра людьми выясняем: они тут не главные. Главный промысловик где-то рядом в лесу. Это он лазает по деревьям, их же дело - собирать шишки.