Окно в вышине

— Если бы не эти обстоятельства, я бы не отказался послушать ваш рассказ, но мне кажется, я не имею никакого права настаивать на этом.

— Очень благородно с вашей стороны, Бриз, — сказал я, — и с вашей, Спенглер, тоже. Желаю вам обоим в жизни всего самого лучшего.

Они проводили меня взглядом, пока я шел к двери.

Я спустился в большой мраморный вестибюль, и выйдя из него на улицу, сел в машину и отъехал с разрешенной стоянки перед зданием полицейского управления.

22

Мистер Палермо восседал в комнате, которая, если бы не шведское бюро из красного дерева, триптих в позолоченной раме на евангельскую тему и большое распятие из эбена и слоновой кости, была бы точной копией викторианской гостиной. На каминной полке из зеленовато-серого мрамора стояли часы из позолоченной бронзы, в углу лениво тикали старинные маятниковые часы, на овальном столе с мраморным верхом и изящно выгнутыми ножками стояли восковые цветы под стеклянным колпаком. Еще тут были диван в форме подковы и несколько красивых красного дерева кресел с кружевными салфеточками на них. На полу лежал толстый ковер с узорами в виде гирлянд цветов. И, наконец, стоял еще застекленный шкаф, на полочках которого было множество антикварных вещиц: китайского фарфора чашечки, фигурки из стекла и фарфора, дорогие безделушки из слоновой кости и дерева ценных пород, разрисованные подносы, солонки времен первых американских колонистов и многое другое в этом же роде.

На окнах висели длинные кружевные занавески, но комната выходила на юг, и в ней было очень светло. Напротив, через улицу, стоял дом, в котором был убит Джордж Ансон Филипс. На улице было солнечно и тихо.

Стройный смуглый итальянец с красивым профилем и серо-стальными волосами, прочитав мою карточку, сказал с акцентом:

— Через двенадцать минут я должен уйти по делу. Что вы хотите, мийстер Марло?

— Я тот самый человек, который обнаружил вчера убитого в доме напротив. Убитый был моим другом.

Ничего не сказав, он минуту спокойно разглядывал меня.

— Люку вы говорить не так.

— Люку?

— Он управлять вот тот мой дом.

— Мистер Палермо, с незнакомцами я не разговорчив.

— Это хорошо. А с меня?

— С вами, конечно, совсем другое дело. Вы ведь человек с положением, важный человек. Вы вчера видели меня и потом описали полиции. Они говорят, очень точно.

— Я много видеть, — сказал он бесстрастно.

— Вы видели вчера высокую блондинку, выходившую из того дома.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Не вчера. Было два-три дня назад. Я говорить вчера копам. — Он щелкнул своими длинными смуглыми пальцами. — Копы, ба-а!

— Мистер Палермо, вы не видели вчера еще каких-нибудь незнакомцев?

— Черный ход, туда-сюда, — сказал он, — и лестница на второй этаж тоже.

Он посмотрел на свои наручные часы.

— Значит, ничего, — сказал я. — Сегодня утром вы видели Хенча.

Его взгляд как-то лениво скользнул по моему лицу.

— Вам это копы говорить, а?

— Они сказали мне, что вы повлияли на Хенча, чтобы он сознался, и что он был вашим другом. Конечно, какой он вам друг они не знают.

— Хенч сделать признание, а?

Он вдруг весело улыбнулся.

— Только Хенч ведь не убивал, — сказал я.

— Нет?

— Нет.

— Это интересно. Дальше, мийстер Марло.

— И его признание — чепуха. Вы заставили Хенча сделать признание по каким-то своим причинам.

Он встал, подойдя к двери, позвал:

— Тони.

В комнату вошел коротенький нагловатый итальяшка и, поглядев на меня, сел на стоявший у стены стул.

— Тони, это — мийстер Марло. Вот карточка.

Тони подошел к нему, и взяв карточку, сел опять на стул.

— Ты очень хорошо смотреть на этого человека, Тони. Не забыть его, а?

— Теперь уж это мое дело, мистер Палермо, — сказал Тони.

Палермо, обратившись ко мне, сказал:

— Был вам друг, а? Хороший друг, а?

— Да.

— Это плохо. Плохо. Я вам кое-что сказать. У мужчины друг — это друг. Вот что я сказать. И вы еще никому не говорить. Не проклятым копам, а?

— Нет.

— Это обещание, мийстер Марло. Это такое, что не забыть. Вы не забыть?

— Я не забуду.

— Тони, он тебя не забыть. Есть идея?

— Я даю вам слово. Все, что вы не скажете, останется между нами.

— Это прекрасно. О'кей. У меня большая семья. Сестры и братья, много. Один брать очень плохой. Совсем, как Тони.

Тони ухмыльнулся.

— О'кей, этот брат очень тихо жить. Через улицу. Надо работать. О'кей, копы полный дом. Так не хорошо. Спрашивать много-много вопросов. Для бизнеса не хорошо, и для этого плохого брата не хорошо. У вас есть идея?

— Да, — сказал я, — у меня есть идея.

— О'кей, этот Хенч нехороший, но бедный малый, пьянь, без работа. Квартира не платить, а мне надо деньги. И я говорить, давай, Хенч, делать признание. Ты больной человек, две, три недели больной. Ты идти в суд. Я иметь адвоката для тебя. Ты говорить, к черту признание. Был пьяный. Проклятые копы бить. Судья тебя освободить, ты идти ко мне, и я забота о тебе. О'кей. Хенч говорить о'кей, делать признание. Все.

— А недели через две-три, сказал я, — плохой брат будет уже далеко отсюда, все следы сотрутся, и копам ничего не останется, как написать, что дело Филипса не раскрыто. Не так ли?