Око духа. Интегральное видение для слегка сдвинувшегося мира

В идеологии функционального соответствия вся реальность, в конце концов, сводится к терминам Нижнего Правого сектора (социальная система) и, таким образом, все другие критерии достоверности (от пропозициональной истины до культурного смысла и личной честности), в конечном счете, оцениваются в контексте их способности служить целостному функционированию социальной системы. Таким образом, все качественные различия сводятся к контексту целесообразности и эффективности; ничто не является «истинным», поскольку в уравнение входит только полезность (то есть «истиной» становится все, что способствует самосозидательному режиму самоорганизующейся социальной системы; такие теории растворяют свое собственное значение истинности в функциональном соответствии того, что они описывают).

И тем не менее те из социальных теоретиков, эко-холистов, эко-феминистов и глубинных экологов, которые используют теорию систем, разумеется, хотят утверждать, что их подход обладает моральным превосходством над всеми остальными. Однако эта моральная ценность не может быть даже выражена, не то что объяснена, в рамках их собственной теории систем, так как согласно этой теории все существующие вещи и события суть равноценные нити в общей паутине жизни, и просто не существует способа указать, что одна из них правильна, а другая нет. Все происходящее, на самом деле, представляет собой результат действия совокупной системы, и мы не оспариваем и не можем оспаривать действия совокупной системы, поскольку все мы в равной мере являемся отдельными нитями этой паутины. То, что нам кажется злом — это просто нечто, что делает совокупная система, и, таким образом, все этические побуждения растворяются в плоской паутине динамически взаимосвязанных «оно».

Разумеется, многие системные теоретики сразу же пытаются протащить или протолкнуть в свою теорию моральные и нормативные критерии, по существу, заявляя: все, что содействует системе — хорошо, а все, что вредит системе — плохо. Но даже для того, чтобы иметь возможность делать такие заявления, требуется выйти за рамки системы, чтобы прокомментировать ее, а это, согласно теории систем, невозможно. Следовательно, системные теоретики перестают быть таковыми в точности в той мере, в какой они претендуют на моральные или нормативные суждения. Они переходят от описательного языка «оно» к нормативным языкам «я» и «мы» — к понятиям, которые теория систем не понимает и не может понять и которые поэтому приходится контрабандой протаскивать в их общее мировоззрение. И именно в такой степени запрещенные сферы «я» и «мы» снова заявляют о себе как формальные противоречия в плоском и внешнем холизме системного подхода.

Теории систем определенно принадлежит собственное важное, но ограниченное место. И все же сегодня, по причине своего далеко идущего утонченного редукционизма, это — один из главных врагов «я» и «мы», индивидуального жизненного мира и культурного богатства — то, что Хабермас называет «колонизация жизненного мира императивами функциональных систем, которые перекладывают свои издержки на других... слепое принуждение к поддержанию и расширению системы».

У этих подходов удивительно благородные намерения, которые, как я полагаю, все мы должны приветствовать, однако где-то на пути к всеобщему объединению они свернули не в ту сторону и оказались в пустыне утонченного редукционизма, который эффективно поддерживает именно ту раздробленность, которую они так благородно мечтали преодолеть.[11] Так что мы желаем отдать должное теории систем и ее истине, но включить ее в гораздо более крупный контекст других — и в равной степени уважаемых — истин.

Культурная относительность

Теоретики, которые сосредоточиваются исключительно на Нижнем Левом, склонны впадать в различные виды крайнего релятивизма, который, отрицая другие сектора, в конце концов, приходит к внутренним противоречиям. Культурные релятивисты, крайние плюралисты и поликультуралисты — все подвержены сходному противоречию: они заявляют, что все истины относительны и что нет и не может быть никаких универсальных истин.

К несчастью, само это воззрение провозглашается универсальной истиной. В нем делается ряд сильных утверждений, которые объявляются справедливыми для всех культур (относительная природа истины, контекстуальность критериев, социальная относительность всех категорий, историчность истины и т.д.).

Таким образом, это воззрение утверждает, что не существует вообще никаких универсальных истин — кроме его собственных, которые являются универсальными и наивысшими в мире, где, как считается, нет вообще ничего универсального и наивысшего.