Ретроромантикам мы говорим: Вы спутали дифференциацию с диссоциацией, вы спутали трансценденцию с вытеснением. И поэтому всякий раз, когда эволюция приводит к новой и необходимой дифференциации, вы кричите: упадок! кошмар! бесконечный ужас! регресс! — утрата Эдема, отчуждение человечества, цепь несчастий, запечатленная на страницах истории.
Желудю приходится дифференцироваться, чтобы из него мог вырасти дуб. Однако, если в каждой дифференциации вы видите диссоциацию — если вы последовательно путаете эти два понятия — тогда вы вынуждены рассматривать дуб как ужасное насилие над желудем. И потому ваше решение любой проблемы, с которой сталкивается дуб, состоит в следующем: мы должны вернуться назад в нашу прекрасную «желудевость».
Решение, разумеется, должно быть прямо противоположным: найти те факторы, которые мешают желудю самоактуализироваться в качестве дуба, и устранить эти препятствия, чтобы могли естественным образом происходить дифференциация и интеграция, а не сдвиг в направлении диссоциации и фрагментации. Мы можем согласиться с романтиками, что в непрерывный ход развития и эволюции нередко вкрадывались ужасные патологии (с этим никто не спорит!), однако решение заключается не в идеализации «желудевости», а в устранении препятствий, которые не дают желудю вырасти и достичь самоактуализированной «дубовости». Либеральным социальным теоретикам мы говорим: Вы не поняли различия между естественной иерархией и патологической иерархией, и потому в своем понятном рвении устранить последнюю вы разрушили первую: вместе с водой вы выплеснули ребенка.
Построение шкал ценностей — иерархий в самом широком смысле — неизбежно при любой человеческой деятельности просто потому, что все мы — холоны: бесконечные контексты внутри контекстов, и каждый более обширный контекст выносит суждение по поводу своих менее объемлющих контекстов. И, значит, даже когда теоретики социального равноправия заявляют о своем неприятии иерархии, они используют для этого иерархические суждения — они утверждают, что отсутствие ранжирования
Разумеется, они делают все это, пытаясь избавиться от патологических иерархий, и, на мой взгляд, эту цель все мы можем только приветствовать. Однако единственный способ избавиться от патологических иерархий состоит в том, чтобы принять нормальную и естественную иерархию — то есть принять нормальную холархию, которая возвращает заносчивый холон на его законное место в обоюдной взаимности любви, общности и сострадания. Но без холархии у вас получаются скопления, а не целостности, и никакая интеграция вообще невозможна.
Таким образом, используя этот подход и эти пять различений, мы можем воссоединить человечество со всем остальным Космосом и сбросить с себя бремя воистину странного и косного дуализма: человечество — здесь, а все остальное — там. Подобное антропоцентристское высокомерие ужасно — и исповедуют ли его традиционалисты, реакционные экотеоретики или романтики — это позиция, которую нам нет нужды принимать.
Еще более абсурдно отрицать эволюцию в человеческой и культурной сферах, поскольку это значит — отрицать, что в коллективном человеческом осознании происходит или может происходить научение. Это то же самое, что сказать, что человечество с самого первого дня знало все, что можно знать обо всем; ничто не росло и не развивалось, ничто не эволюционировало, не возникали новые истины, эволюция вообще бездействовала.
Нет, мы — неотъемлемая часть единого и всеобъемлющего эволюционного потока, который сам и является Духом в действии, формой и способом созидания Духа, и, следовательно, всегда стремится за пределы всего, что было прежде — который скачком, а не ползком взбирается на новые ступени истины, чтобы совершить новый скачок, умирая и возрождаясь с каждым новым квантовым колебанием — зачастую, спотыкаясь и ушибая свои метафизические колени, и все же поднимаясь на ноги, чтобы совершить очередной скачок.
А помните ли вы Автора этой Игры? Когда вы вглядываетесь в глубины собственного осознания, перестаете замыкаться в себе и растворяетесь в пустой основе собственного изначального опыта, в простом ощущении Бытия — здесь и сейчас — разве это сразу же не становится очевидным? Разве вы небыли здесь в самом начале? Разве вы не причастны ко всему, что было потом? Разве сам сон не начался, когда вам надоело быть богом? Разве не было забавно потеряться в порождениях своего чудесного воображения и притвориться, что это все другое? Разве вы не писали эту книгу и бесконечное множество подобных ей просто для того, чтобы напомнить себе, кто вы есть?