Око духа: Интегральное видение для слегка свихнувшегося мира

Интересно, что понятие «душевного здоровья» всегда определялось как пребывание, в некотором фундаментальном смысле, «в контакте» с реальностью. Но что если мы обращаемся к самым строгим из наук, чтобы определить природу этой основополагающей реальности — реальности, с которой мы, по идее, должны находиться в контакте — а нам вдруг заявляют, что на самом деле реальность существует «в уме некоторого вечного духа»? Что тогда? Означает ли душевное здоровье прямой контакт с разумом некоторого вечного духа? И если в том, что касается природы предельной реальности, мы не верим этим физикам, то кому нам верить? Если речь идет о пребывании в здравом уме, то с какой именно реальностью мы, предположительно, должны находиться в контакте?

Призрак в машине

Одна из великих проблем, связанных с этой «духовной» линией рассуждений, состоит в том, что, если только вы не математический физик, ежедневно сражающийся с такими вопросами, выводы кажутся вам слишком шаткими, слишком умозрительными, слишком «странными» и даже пугающими. Не говоря уже о том, что слишком много теологов, восточных и западных, использовали эти шокирующие дыры в научном объяснении природы для того, чтобы протолкнуть на сцену свою версию Бога.

Вот почему сегодня большинство активных ученых, врачей, психологов и психиатров продолжают спокойно работать, не слишком обращая внимание на эти странные «идеалистические домыслы», которые только сбивают их с толку. От когнитивного бихевиоризма до искусственного интеллекта, от психологического коннективизма[2] до биологической психиатрии — большинство исследователей просто остались очень близко к материалистическому объяснению разума, души и сознания. То есть они исходят из того, что фундаментальная реальность — это материальный, физический или сенсомоторный мир, и потому считают разум не более чем общей совокупностью отражений или представлений этого эмпирического мира. При этом утверждается, что мозг — это биокомпьютер, вполне объяснимый с объективной научной точки зрения, а информация, которую он обрабатывает, состоит всего лишь из представлений эмпирического мира («без представления нет вычисления»[3]^*). Материальный и объективный мозг просто обрабатывает данные материального и объективного мира, а субъективная сфера сознания — это, в лучшем случае, эпифеномен, побочный продукт, порожденный калейдоскопом физиологических событий. Разум остается призраком, появляющимся в машине. И совершенно неважно что это за машина — компьютер, биологический процессор или следящая система. Горестный клич мертвого и призрачного разума отдается эхом в величественных коридорах сегодняшних научных исследований.

Типичным примером этих объективистских подходов может служить получившая широкое признание книга Дэниэла Деннета «Сознание объясненное», которую, как замечали менее снисходительные критики, лучше было бы назвать «Сознание объясненное как несуществующее». Все эти подходы отправляют объективные представления бегать по коннективистким сетям, и единственное, в чем различаются между собой большинство этих объяснений — это точная природа объективной сети, через которую биты информации протискиваются но назначенным им кругам генерации иллюзии сознания. Все эти схемы — совершенно независимо от бесспорно присущих им некоторых важных достоинств — тем не менее, представляют собой, если разобраться, попытки сознания отрицать существование сознания, а это — весьма незаурядное количество причинной активности со стороны того, что, в конечном счете, считается бесполезным паром, призрачным ничто[4].

Но чтобы мы ни говорили, эти эмпирические и объективистские схемы — аналоговые и цифровые биты, бегущие по информационным сетям, или нейромедиаторы, протискивающиеся между ветвящимися дендритами[5]^* — это совсем не то, как мы действительно переживаем свое собственное внутреннее сознание. Ведь когда вы или я занимаемся самонаблюдением, мы находим другой мир, не мир байтов, битов и цифровых штучек, а мир образов и желаний, голода и боли, мыслей и идей, желаний и потребностей, намерений и колебаний, надежд и страхов. И мы получаем эти внутренние данные мгновенно и напрямую: они просто даны нам, они просто здесь, они просто появляются, и мы свидетельствуем их настолько, насколько захотим. Эти внутренние данные действительно могут быть частью обширных цепей опосредованных событий — что очень похоже на правду — но в момент самоанализа это не имеет ни малейшего значения: мои внутренние состояния просто немедленно даются осознанию всякий раз, как я нахожу время на них взглянуть.