Томас подошел к другому мальчишке, который сидел верхом на балке моста, болтая ногами в пустоте. Океан перед ними являл собой огромную черную бездну, похожую на разверстую пасть Левиафана.
—
Классно, да? —
крикнул Большой Боб.Том посмотрел на своего друга. Своего единственного настоящего друга. Зрачки у того были расширены, по лицу блуждала улыбка. Он казался безумным.
Впрочем, он таким и был.
—
Какого хрена ты тут делаешь?— Интересно же, Томми-бой! Помнишь, когда в январе был шторм, на берег выбросило много всякого-разного.
— Это было два месяца назад. Все уже растащили.
— Может, и не все… Часть моста смыло на хрен, а эта часть уцелела. Где-то тут вывеска: «ОЧЕНЬ опасно!»
—
Не надо больше сюда ходить. Это запрещено. То, что осталось, тоже может обрушиться.Большой Боб пожал плечами.
— С каких это пор тебя волнуют запреты?
—
Я волнуюсь за тебя, Сет.Именно тогда Томас впервые назвал его этим именем.
Сет повернул голову и внимательно взглянул на него. В его глазах была печаль. Бесконечная и еще более глубокая, чем бездна у них под ногами.
И Томас знал. Знал, что это не просто оборот речи.
— Лилиан Гордон,
—
сказал Сет. — Моя мать… Ты знаешь, она…—
Что?— Она хочет меня убить.
Томас последовал за Сетом в глубину ангара.
У стены лежал труп.
Белые волосы Ленни были грязными и слипшимися от красноватой воды. Они почти полностью закрывали лицо. А ведь он так следил за своей внешностью… Руки были сложены на груди.
Конечно, Томас сразу узнал эту позу — точно в такой же обнаружили и тело Лилиан Гордон, матери Сета.
— Ему даже не понадобилось всаживать пулю в голову, — мягко сказал Сет. — Хватило электрошокера.
Томас обернулся к нему и…
…увидел перед собой огни Санта-Моники.
Еще было время вернуться. Отступить.
—
Ты сам не знаешь, что говоришь.— Я тебя уверяю, она хочет меня убить,
—
повторил Сет.— Она просто не в себе.
—
После рождения ребенка она ничего не ест. Худеет с каждым днем. И перестала одеваться.— Ну, после родов у женщин бывают странности. Твой отец…
—
Он ни хрена не замечает! —
выкрикнул Сет. —
Точнее, ему наплевать! Он знать ничего не хочет, кроме своей работы!—
А своему психиатру ты об этом говорил?— Дэвиду? Нет.
— Вообще ничего?
—
Он считает, что проблема во мне.—
Она все равно тебя любит, —
сказал Томас, закрывая глаза. —
Иначе и быть не может. Она же твоя мать.Сет невесело рассмеялся.
—
Знаешь, я почти жалею о тех временах, когда она меня всего лишь… трогала.—
Замолчи.—
Кроме шуток. Это я еще мог терпеть. А теперь, когда она меня бьет, это все труднее, и…Томас заткнул уши. Он не хотел ничего об этом знать. Это было невыносимо.
Сет схватил его за плечи и рывком развернул к себе.
Ветер. Глаза. Черная бездна.