Око Марены

После такой проникновенной речи даже круглый идиот понял бы, что Константину сейчас срываться со своей Рязани так же глупо, как пытаться научить медведя варить себе на обед кашу и жарить яичницу. Просто все кончится тем, что либо косолапый сам с голоду подохнет, либо чуть раньше дрессировщика сожрет. То есть как ни верти — ничего хорошего.

Ну не кретины же они оба. Должны в конце концов понять, что есть государственные дела, которые отлагательств в самом деле не терпят, а есть глюки, видения и кошмары, густо замешанные на преданиях, былинах и прочих россказнях, из которых после долгого гуляния по свету давным-давно выветрились и те крошки правды, что когда-то имелись.

— Стало быть, все? — еще раз переспросил Всевед.

— Ага, — уже с меньшей долей уверенности в голосе подтвердил Константин.

— Ну тогда в путь. И да пребудет с тобой в пути подмога Перунова и охранит от всех напастей матушка Мокошь[128], — с этими словами Всевед неспешно и величаво осенил князя загадочным жестом, очень напоминающим то ли латинскую букву Z, то ли какой-то косой крест с кругом посередине.

— Погоди, погоди, а Рязань-то как же? — растерялся Константин, убежденный, что здесь произошла какая-то ошибка, кто-то чего-то просто недопонял и стоит ему привести еще пару-тройку убойных доводов, как недоразумение благополучно разъяснится.

— О ней не печалься. Мертвые повелели передать, что, пока ты в отлучке будешь, они твое княжество на большой оберег взяли. Тяжкая это ноша, по до твоего возвращения они продержатся. И впредь такими пустяшными мыслями сердце свое не утруждай. У тебя поважней заботы теперь имеются — в срок, что отведен, до Каинова озера обернуться.

Маньяк же и вовсе был краток. Запахивая поплотнее свой кожух, он только и произнес, как средневековый Гагарин:

— Ну, поехали, — и медленно побрел в сторону опушки, где князя ждал изрядно продрогший, несмотря на жаркий костер, Епифан.

— Все равно никуда не поеду, — мстительно бурчал, бредя вслед за ведьмаком, Константин. — Вот не поеду, и все. И ничего вы мне не сделаете. Тоже мне придумали. Одному, из ума выжившему, блажь пустая в голову втемяшилась, а я выполняй. Так, что ли? Нашли крайнего…

Но на следующее утро небольшие простенькие сани выехали из Рязани, держа курс на Оку. Не прошло и часа, как они уже мчали по крепкому гладкому зимнему льду в сторону Москов-реки, а уж дальше строго на север, к неведомому Каиновому озеру.

В санях сидело трое. Двое — ведьмак и князь — в качестве пассажиров, а третьим, выполняя обязанности кучера, был еще один человек, который как раз удачно подвернулся под руку. Звали его Юрко, а прозвище у парня было — Золото. Оно-то и сыграло решающую роль в том, что он сейчас, сидя на облучке, гордо правил лошадьми.

Повязали его несколько лет назад под Пронском, во время княжеских межусобиц. За две попытки бежать в родной город его, по повелению князя Глеба, нещадно драли, кидали в поруб, но упрямый парень смириться с неволей все равно не мог и готовил третий побег. Свобода была ему необходима как воздух.

Удачливый охотник и заядлый рыболов, он до своего пленения надолго уходил из Пронска, облазил чуть ли не все рязанские леса, забредал не раз и в глухую Мещеру, и в сумрачные чащи, где жила дикая мордва. Невзирая на молодость — всего-то два десятка лет с небольшим ему было, — парень ходил в богатырях и пленили его в свое время люди князя Глеба чуть ли не вдесятером, облепив руки и ноги, да еще и оглушив сзади увесистой дубинкой по темечку.

Он бы так и ушел в свой третий побег, но тут власть поменялась. Новый князь объявил, что отныне все обельные холопы переводятся в закупы, которым и отработать-то надо всего ничего, каких-то пару лет, причем особо мастеровитым и усердным пообещал скостить и этот срок.

Но и тут Юрко еще был в колебаниях. Однако, узнав, что ныне вся земля, включая владения князя Изяслава Владимировича, перешла под Константинову руку, пришел к выводу, что бежать-то в сущности некуда, разве что уйти в леса без надежды вернуться хоть когда-нибудь в родной посад, стоящий в тени прочных стен града Пронска.