Око Мира

Перрин бы знал, как с этим справиться, подумал Ранд. Он бы мигом выдал что-нибудь эдакое, и очень скоро она смеялась бы его шуткам, вместо того чтобы без всякой цели болтаться тут, где ее в любой момент может увидеть отец. Только вот он никак не мог придумать что-нибудь эдакое, да и шуточки не шли ему на ум. Когда бы Ранд ни повернулся к ней, она улыбалась ему, да так, что ее отец без колебаний спустил бы на «работничков» собак, заметь только он эту улыбку. Улучив момент, девушка сообщила Ранду, что ей нравятся высокие мужчины. А на окрестных фермах все парни низкорослые. Мэт заржал гадко и тихо. Мечтая лишь об одном, — как бы суметь отшутиться, Ранд попытался сосредоточиться на своих вилах.

Младшие дети хозяев, по крайней мере в глазах Ранда, были сущим подарком судьбы. Настороженности Мэта всегда чуть убывало, когда вокруг него сновали детишки. После ужина семья фермера и двое парней расположились у камина: мастер Гринвелл в своем любимом кресле набивал табаком трубку, миссис Гринвелл, поставив рядом коробочку с нитками, возилась с рубашками, выстиранными ею для Ранда и Мэта. Мэт вытащил разноцветные шарики Тома и принялся жонглировать. Он никогда так не поступал, если только рядом не было детей. Малыши заливались смехом, когда он делал вид, будто роняет шарики, подхватывая их в последний миг, а ребятишки радостно хлопали в ладоши, восторгаясь фонтанами, восьмерками и кольцом из шести шариков, когда Мэт и в самом деле чуть не уронил шарики. Но все приняли это как должное, как ловкий трюк, причем мастер Гринвелл с женой аплодировали жонглеру с не меньшим усердием, чем их дети. Закончив номер, Мэт раскланялся во все стороны, так же широко разводя руками и взмахивая ими, как и Том. Потом Ранд достал из футляра флейту Тома.

Всегда, когда он брал в руки инструмент, юноша ощущал укол печали. Касаться золотисто-серебряных завитушек было все равно что прикасаться к памяти о Томе. Ранд ни разу не брал в руки арфу, разве только чтобы удостовериться, что она в сухости и сохранности, — Том вечно говорил: арфа не для неуклюжих рук парня с фермы, — но всегда, когда фермер разрешал им остаться на ночь, после ужина Ранд играл какую-нибудь мелодию на флейте. Это было чем-то вроде дополнительной благодарности фермеру и, может быть, способом сохранить память о Томе все такой же яркой.

В радостном подъеме после жонглирования Мэта Ранд заиграл «Три девушки на лугу». Мастер и миссис Гринвелл захлопали в такт мелодии, и младшие дети принялись танцевать, даже самый маленький из них, едва научившийся ходить малыш, притопывал ножками. Ранд понимал, что до призов на Бэл Тайн с такой игрой ему далеко, но после уроков Тома он, не смущаясь, мог бы принять участие в музыкальных состязаниях.

Эльзе сидела, скрестив ноги, возле камина, и когда юноша с последней нотой опустил флейту, она с долгим вздохом наклонилась вперед и улыбнулась ему.

— Ты играешь просто великолепно! Я никогда не слышала ничего прекраснее.

Миссис Гринвелл вдруг опустила свое шитье и, приподняв бровь, взглянула на дочь, затем посмотрела на Ранда долгим оценивающим взглядом.

Тот взял с пола кожаный футляр, чтобы уложить в него флейту, но под пристальным взглядом хозяйки уронил футляр, да и флейту чуть не выпустил из рук. Если она обвинит его в заигрывании с ее дочерью... В отчаянии Ранд вновь поднес флейту к губам и заиграл другую песню, потом еще одну, затем третью. Миссис Гринвелл продолжала разглядывать Ранда. А он играл «Ветер, который качает иву», и «Возвращение от Тарвинова Ущелья», и «Петуха миссис Айноры», «Старого Черного медведя». Он играл каждую песню, которую мог припомнить, но она не сводила с него глаз. Она ничего не сказала, но наблюдала за ним и что-то прикидывала в уме.

Было уже поздно, когда мастер Гринвелл встал, довольно смеясь и потирая ладони.

— Да-а, редко мы так славно веселились, но с этим делом припозднились спать. У вас, ребятки-путешественники, свои часы, но на ферме утро наступает рано. Вот что скажу вам, парни: в гостинице я, бывало, платил немалые деньги за представления куда хуже сегодняшнего. За худшие.

— Думаю, они заслужили вознаграждение, отец, — произнесла миссис Гринвелл, беря на руки своего младшенького, который уже уснул, свернувшись возле камина. — Амбар — неподходящее место для ночлега. Они могут поспать в комнате Эльзе, а она будет спать со мной.

Эльзе поморщилась. Она была осмотрительна и не поднимала головы, но Ранд заметил ее гримасу. Он решил, что и ее мать тоже все заметила.

Мастер Гринвелл кивнул.