Око Мира

Колонна продвигалась не очень быстро. Поскольку большую часть запасных лошадей разогнали в стеддинге волки, Белоплащники не могли передвигаться так поспешно, как им того хотелось; то, что они опаздывали, тоже ставилось в вину двум пленникам из Эмондова Луга. Но волнистая двойная колонна все время шла маршем, — Лорд-Капитан Борнхальд намеревался во что бы то ни стало достичь Кэймлина вовремя, — и всегда где-то в глубине разума Перрина бился страх, что если он упадет, то Белоплащник, ведущий его на привязи, не остановится, несмотря на приказы Лорда-Капитана Борнхальда доставить пленников в Амадор к Вопрошающим живыми. Перрин понимал, что с ним будет, если это произойдет; руки ему развязывали, лишь когда кормили Перрина или водили к отхожему месту. Веревка на шее заставляла парня к каждому шагу относиться с полным вниманием, любой камень под ногой мог оказаться роковым. Он шагал с напряженными мускулами, тревожно разглядывая землю впереди. Эгвейн — иногда Перрину удавалось бросить взгляд и на нее — вела себя точно так же. Встретившись с нею взглядом, он видел, как она напряжена и испугана. Ни один из них не осмеливался отрывать взор от земли надолго — только на миг. Обычно, едва только Белоплащники позволяли юноше остановиться, Перрин как подкошенный валился на землю без сил, словно выжатая тряпка, но сегодня вечером мысли его мчались галопом. Кожа покрылась мурашками страха, который зрел днями. Перрин закрывал глаза, и перед его взором представало лишь то, что обещал сделать с пленниками Байар, когда отряд достигнет Амадора.

Перрин был убежден: Эгвейн по-прежнему не верит тому, что твердил им своим ровным голосом Байар. Если бы верила, вряд ли она могла бы спать, какой бы усталой ни была. Поначалу он сам тоже не верил Байару. По-прежнему не хотел верить; люди не могут так поступать с другими людьми. Но Байар не угрожал — он словно бы говорил о глотке воды, рассказывая о раскаленном железе и клещах, о ножах, которыми сдирают кожу, об иголках, которые вонзают пленникам в тело. Судя по всему, Байар не старался их напугать. В его глазах никогда не было и намека на тайное злорадство. Его нисколько не волновало, напуганы они или нет, мучают их или нет, живы они или нет. Вот от чего Перрина прошиб однажды холодный пот; тогда-то и пришел конец всем сомнениям. Именно это в конце концов убедило его: Байар говорит чистую правду.

В тусклом лунном свете неясно серели плащи двух охранников. Перрин не мог различить лиц солдат, но знал, что охрана следит за пленниками. Будто те, связанные по рукам и ногам, могли что-то предпринять. Еще по светлому времени суток он помнил отвращение во взглядах сторожей и недовольно вытянутые лица, будто их поставили охранять грязных уродов, распространяющих вокруг себя зловоние и отвратительных на вид. Все Белоплащники глядели на пленников именно так. Это отношение оставалось неизменным. Свет, как мне убедить их в том, что мы не Приспешники Тьмы, когда они уже уверились, что мы — именно они и есть. Желудок Перрина свернулся в болезненный узел. В конце концов он, наверное, признается в чем угодно, лишь бы остановить Вопрошающих.

Кто-то шел в сторону пленников — Белоплащник с фонарем в руке. Он остановился и заговорил с охранниками, которые почтительно ему отвечали. Разговора Перрин не слышал, но высокую худую фигуру узнал.

Когда фонарь оказался возле его лица, Перрин скосил глаза. Байар держал в руке Перринов топор; он, судя по всему, решил это оружие себе присвоить. По крайней мере, без него Перрин никогда Байара не видел.

— Просыпайся, — равнодушно произнес Байар, словно считал, что Перрин спит с поднятой головой. Слова свои он сопроводил безжалостным пинком по ребрам пленника.

Перрин скрипнул зубами. От сапог Байара бока у него давно превратились в сплошной кровоподтек.

— Я сказал — просыпайся. — Сапог двинулся обратно, и Перрин быстро произнес:

— Я проснулся. — Обязательно нужно подтвердить, что слова Байара услышаны, иначе он найдет иной способ привлечь к себе внимание.

Байар поставил фонарь на землю и наклонился, проверяя путы. Он грубо подергал веревки на запястьях Перрина, вывернув юноше руки в суставах. Обнаружив узлы такими же тугими, как их он оставил, Байар потянул за веревку у лодыжек связанного, протащив Перрина по камням. Белоплащник внешне выглядел очень похожим на скелет — и откуда столько силы, — но с Перрином он обращался так, будто тот ребенок. Таков был еженощный порядок.

Когда Байар выпрямился, Перрин заметил, что Эгвейн все еще спит.

— Проснись! — крикнул он. — Эгвейн! Проснись!

— А?.. Что? — Голос Эгвейн был напуганным и со сна хриплым. Она приподняла голову, щурясь на свет фонаря.