Око Озириса

– Что ж, по-моему, вполне приемлемый способ, к тому же удобный и не отнимающий много времени, – сказал судья. – Вы не возражаете, сэр Гектор?

Гектор Трамплер повернулся к Синглтону и Нэшу, которые сидели неподалеку, о чем-то быстро пошептался с ними и ответил без особого энтузиазма:

– Мы не против, милорд.

– Тогда прошу свидетелей-экспертов временно удалиться из зала, пока не будут сделаны отпечатки.

Подчиняясь приказу, мистер Синглтон и его сотрудник поднялись и с очевидной неохотой покинули собрание, а Торндайк извлек из портфеля три листа бумаги, передал их судье и сказал:

– Если вы, ваша честь, оставите отпечатки в десяти квадратах на двух листах, то один можно будет отдать присяжным, а другой – вам, чтобы вы имели возможность проверить оттиски на третьем листе, когда их подготовят.

– Хороший план, – похвалил судья, – и, поскольку информация предназначена в первую очередь для меня и присяжных, будет лучше, если вы, доктор, подниметесь сюда и сделаете отпечатки за моим столом в присутствии старшины присяжных и двоих представителей сторон – по одному от обвинения и защиты.

Торндайк стал подниматься на возвышение, а Энсти, идя за ним, изловчился наклониться ко мне и шепнуть:

– Вам с Полтоном нужно последовать за нами. Доктору понадобится помощь, а вас это не затруднит, наоборот, развлечет. Я сейчас договорюсь с судьей.

Он живо подскочил к милорду, что-то сказал ему, и тот, бросив взгляд в нашу сторону, кивнул, после чего мы оба поспешили за барристером, и Полтон, который нес коробку, сиял от удовольствия.

Стол судьи имел неглубокое выдвижное отделение, которое позволило нам удобно расположить тару, не загромождая основную поверхность. Внутри коробки мы увидели раскатную плиту, небольшой печатный валик и двадцать четыре фигурки, которые так озадачивали Полтона и на которые он теперь взирал со смесью изумления и восторга.

– Это штемпели? – указал судья, с любопытством разглядывая набор.

– Да, милорд, – ответил Торндайк, – и каждый снят с отдельного отпечатка большого пальца подсудимого.

– Но зачем так много?

– Я специально размножил их, – пояснил мой коллега, выдавливая на плиту каплю чернил для снятия отпечатков и раскатывая ее до тонкой пленки, – чтобы избежать предательского однообразия единственного штемпеля. Очень важно, – понизил он голос, – чтобы эксперты не знали об использовании нескольких штемпелей.

– Да, я вас понимаю, – сказал судья, – а вы, сэр Гектор? – обратился он к прокурору, который сухо кивнул, не скрывая своей неприязни и скептического отношения к предстоящей процедуре.

Торндайк окунул в чернила один из штемпелей и передал его судье. Тот с любопытством осмотрел его и прижал к листку чистой бумаги, на котором немедленно отобразился четкий отпечаток большого пальца человека.

– В высшей степени изобретательно, – слегка улыбнулся судья и добавил, передавая штемпель и бумагу старшине присяжных: – Хорошо, доктор Торндайк, что вы защищаете закон и порядок; будь вы на другой стороне, с вами одним не справилась бы вся наша полиция. Если все готовы, приступим. Не могли бы вы, доктор, сделать оттиск вот тут, в квадрате номер три?

Торндайк вынул штемпель, пропитал его чернилами и аккуратно прижал к указанному квадрату, оставив там отчетливый и яркий отпечаток большого пальца.

Процедуру повторили на девяти других квадратах, причем для каждого отпечатка использовали новый штемпель. Затем судья поставил оттиски в десяти соответствующих квадратах на двух других листах и, проверив их, попросил старшину показать лист с фальшивыми отпечатками присяжным вместе с тем листом, который они должны будут оставить себе, чтобы проконтролировать ответы свидетелей-экспертов. Когда с этим было покончено, Рубена Хорнби в сопровождении надзирателя вывели с позорной скамьи и поставили перед судьей. Тот с любопытством, интересом и сочувствием взглянул на красивого, мужественного юношу, обвиненного в подлом, не сообразном с его благородным обликом преступлении. Случайно перехватив этот взгляд, я понял, что, пусть о победе говорить еще рано, ясно одно: дело Рубена Хорнби будет разбираться без всякого предубеждения и даже с некоторым предрасположением к подсудимому.

Торндайк проводил эксперимент старательно и аккуратно. Чернила на плите для каждого отпечатка раскатывались заново, после очередной процедуры большой палец очищали бензином и тщательно высушивали, а когда процесс завершился и подсудимый вернулся на скамью, двадцать квадратов на бумаге содержали ровно двадцать отпечатков большого пальца, которые, на мой взгляд, были абсолютно идентичны.

Несколько минут судья сосредоточенно изучал этот уникальный в своем роде документ и, видимо, не знал, хмуриться ему или улыбаться. Когда мы возвратились на свои места, он приказал приставу пригласить свидетелей.