Око разума

Меган потянулась под стол и взяла свою большую сумку из мягкой кожи каштанового цвета с серебристыми деталями. Открыв ее, достала связку ключей, сняла ключ от машины с золотистого кольца в форме сердца и протянула ему.

– У меня есть два условия, – проговорила она, поднимая брови. – Во-первых, четырьмя дверями дальше есть парень по имени Курт Шром. Он нравится мне как друг, но и только. Он хочет, чтобы я отправилась на выходные покататься с ним на лыжах, и клянется, что его интерес ко мне сугубо платонический. Вы можете прочесть у него в мыслях, правда это или нет?

– Нет, – Холл расплылся в озорной ухмылке.

– Ух ты! – удивилась Меган. – Вы смогли найти его рассудок настолько быстро и откопать информацию такого рода?

– Нет, – ответил Холл, по-прежнему с улыбкой. – Мне не пришлось. Он мужчина. А я знаком с вами. Это все, что мне нужно знать, чтобы ответить на вопрос.

В глазах Меган, порадованной комплиментом, заплясали искорки.

– А второе условие? – поинтересовался Холл.

– Как только вы улизнете от негодяев и разберетесь, что к чему, обещайте мне подключить меня к делу. В чем бы оно ни состояло.

– Заметано, – сказал он, беря протянутый ключ и пряча его в карман брюк. – Но, по-моему, мои шансы выжить весьма призрачны. Насколько я могу судить, во всем Бейкерсфилде вы единственная, кто не пытается меня убить.

– Я в вас верю. Вы очнулись на помойке, и на вашу жизнь несколько раз покушались. А теперь вы уже вот-вот укатите на машине, охотно одолженной вам совершенно чужим человеком, всего минут пять назад считавшим вас серийным убийцей… Весьма впечатляет.

– Дело в везении, а не в моей сноровке, – тряхнул головой Холл. – Внечувственное восприятие и внутренний Интернет дают мне существенное преимущество.

«У вас, похоже, есть какие-то качества, некая сметка, позволившая вам продержаться до сих пор, – подумала она ему. – Вы с этим справитесь. А когда справитесь, не забудьте свое обещание».

Холл лишь вздохнул, в душе понимая, что свидеться с этой сообразительной, энергичной девушкой ему уже не суждено. Он умрет, помня всего день-другой. Но к чему разводить дальнейшие споры?

«Не волнуйтесь, – транслировал он ей. – Это единственное обещание, которое я помню. – Он помедлил. – И спасибо за помощь. Электронное письмо с местонахождением вашей машины вы получите в течение часа».

8

Ссутулившись над шахматной доской из черного и белого мрамора, Джон Деламатер изучал сложную позицию в партии из недавнего мирового чемпионата. Обе стороны тщательно развернули свои фигуры, и обеим недоставало по ладье, коню, слону и три пешки, которые они разменяли в предыдущих стычках. Каждая фигура, от ферзей до последней пешки, была кропотливо размещена так, чтобы и наступательный, и оборонительный ее потенциалы достигли максимума.

Во внешности худого Деламатера с оливковой кожей и черными волосами обращали на себя внимание глубоко запавшие глаза, казавшиеся посаженными чересчур близко друг от друга, и очень маленький острый нос.

– Мат на восьмом ходу из этой позиции, – объявил он приближающемуся мускулистому русскому. – Душек прозевал это в Хельсинки и в конце концов проиграл. Садись, Василий, – Деламатер указал на стул по ту сторону дубового столика.

Василий Чирков так и поступил. Он был уже немолод, хотя ни на его физической форме, ни на мускулатуре это никак не сказалось. Послужив в спецназе, Василий начал взбираться по служебной лестнице в КГБ, но политические и социальные неурядицы в России казались нескончаемыми, и он решил, что оставаться альфа-волком в стране волков куда проблематичнее и куда менее прибыльно, чем стать альфа-волком среди американских баранов. Прибыв в Штаты десять лет назад, он ни разу даже не оглянулся. И теперь вел декадентскую жизнь в роскоши. Еда лучше, погода лучше, больше развлечений на выбор; разве что шлюхи в России были получше, да и то в среднем, а у него хватало денег, чтобы компенсировать этот изъян.

На тот факт, что его фамилия Чирков звучит, как американское жаргонное jerk off, то бишь «дрочила», ему указывали несколько раз по прибытии, но всякому из наблюдательных остряков довелось тут же отведать вкус собственной крови. Не провел он здесь и полугода, как весточка разлетелась в кругах, в которых он вращался, и никто уже этой ошибки не повторял. Несмотря на это, в первый же год в Америке он принял решение представляться просто по имени, Василием, и через какое-то время большинство народу вообще позабыли, что у него есть фамилия. Репутация его мало-помалу крепла, и вскоре всякий, кто надо, при имени «Василий» сразу понимал, о ком речь, и фамилия ему была нужна ничуть не больше, чем Моисею, Платону, Рембрандту или Элвису.