Око силы. Четвертая трилогия (СИ)

На такое Зотовой и отвечать не хотелось. В хорошенькое же дело ее втравили, отправив прямиком к недорезанной контре! Но даже не это обидно. Это кто ж ее попрекать вздумал?

— А вы идейная, значит? Идейные, гражданка, в таврических степях насмерть бились. Их я уважаю, пусть они и мировому пролетариату враги. А вы, извиняюсь, спекулянтка, и я сейчас вас от домзака спасаю. Так что никакой у вас идейности, а сплошные товаро-денежные отношения, как и учит нас товарищ Карл Маркс.

Достала конверт, бланк расписки сверху пристроила.

— Получите, стало быть, и распишитесь.

Красноштанова резко обернулась:

— Что вы мелете? Почему — спекулянтка? Да что вы вообще понимаете в идеях — и в тех, кто идее служит? Вы только и видели, что своих комиссаришек, у которых вместе идеи — спирт с кокаином!

Зотова понимающе кивнула:

— Знакомо, как же. Как захватим ваш штаб, так непременно кокаин обнаружится. То банка, то две, а то и целая дюжина. Под Александровском помню… Так что по себе не судите, гражданка. А идейных я навидалась, что наших, что ваших. С настоящими, между прочим, и поговорить можно по-людски.

Ольга вспомнила Семена Тулака, поручика недорасстрелянного. Вот этот — и вправду идейный. И еще умный, пусть и враг, но в трех политических соснах не плутает, разбирается. А еще хорошие стихи знает, про таких же идейных.

Сказать? А почему бы и нет?

— У меня, гражданка Красноштанова, знакомый есть, офицер бывший. Правильный он, пусть и чужой. Из настоящих, которые за летучим тигром шли.

Ответом был недоуменный взгляд. Бывший замкомэск усмехнулась.

— Стихи есть такие, их какой-то ваш прапорщик написал, фамилия его вроде как Немировский. Красивые стихи, между прочим.

— Столицы в расходе, как в бурю облака.

Надгробные игры сыграли в синеве.

И в горы уходят неполных три полка,

летучего тигра имея во главе.

Матросы по следу, шенджийцы впереди,

повозки и кони сплелись в гнилую нить,

и прапор к победам шагает посреди,

еще ничего не успевший сочинить…

Стальной взгляд, взгляд-штык внезапно стал совсем иным. Бесцветные губы шевельнулись:

— Счастливая доля — вернуться с той войны.

Контужен в походе — награда от богов.

Вчистую уволен от службы и страны,

навеки свободен от всех своих долгов.

^[6]

Женщина дрогнула голосом, отвернулась.

— Вы знали Сашу Немировского? Это был гениальный юноша, щелкал восточные языки, как орехи, за два дня выучил цыганский, чтобы общаться с этими шенджийцами. Его хотели оставить на кафедре, но Александр пошел добровольцем на фронт.

Зотова покачала головой.

— Немировского я не знала. Его стихи мой знакомый любит, который бывший офицер.

Красноштанова выдернула правую ладонь из кармана. Миг — и рука бессильно повисла вдоль тела. Женщина с помощью левой подняла ее, вложила обратно в карман, взглянула на гостью.

Зотова не слишком удивилась. Тесен мир!

— Вроде бы он и есть. У него еще дядя деньги считать умеет.

— Слава богу…

Красноштанова, тяжело вздохнув, присела на табурет.

— А я вас чуть не застрелила. За полчаса до вашего прихода принесли записку от одного верного человека. Он предупредил, что сюда может прийти агент ГПУ, скорее всего, женщина…

— ОГПУ, — не думая, поправила бывший замкомэск. — ГПУ — это раньше было, до прошлого ноября.

— ОГПУ… А тут вы, да еще с такими новостями. Что я могла подумать? Хорошо еще, Семена Петровича… бывшего офицера вспомнили. Погодите, да он же о вас рассказывал! Он служил у большевиков вместе с девушкой, которая воевала в кавалерии, была ранена…

— Ага, — кавалерист-девица встала, протянула ладонь. — Я и есть, Зотова Ольга Вячеславовна.

— Мария Владиславовна. Фамилию называть не буду, у меня их слишком много.

Пожатие было сильным и коротким, словно удар ножа.

— Итак, вы служили вместе с Семеном Петровичем в одном департаменте… Но ведь это — Центральный Комитет, правильно?

— Служили, — не стала спорить Ольга. — А вот где именно, запамятовала.

Мария Владиславовна поморщилась.

— Бросьте! И так законспирировались дальше некуда, своя своих не познаша. Федоров говорил, что у треста есть люди в большевицком ЦК, но фамилий не называл…

Зотова поняла, что пора закругляться. И так наговорено слишком много, в два отчета не вместится. Надо бы разъяснить товарища референта на предмет подобных поручений. Прямо шпионы какие-то!

…А может, и в самом деле шпионы? Ольга почувствовала, как по спине бегут мурашки. А что ж ей тогда про трест да про внешнюю торговлю мозги компостировали? Надо сразу же идти прямо к товарищу Каменеву… Нет, лучше к Киму Петровичу! Или не лучше?

— Мария Владиславовна, я вам сейчас еще раз все перескажу, а вы конверт возьмете, с содержимым ознакомитесь и подпись на бланке поставите.

— Погодите…

Женщина подошла к приоткрытой двери, легко ударила костяшками пальцев. Дверь заскрипев, медленно приоткрылась. На порог шагнул некто в расстегнутом тулупе, меховой шапке, надвинутой на самые брови — и с «наганом» в руке, почему-то в левой.

— Прошу любить и жаловать! Георгий Николаевич, мой супруг. А это — Ольга Вячеславовна, нам о ней Семен рассказывал.

Супруг послушно кивнул и, не пряча оружия, протянул руку, дохнув тяжелым перегаром.