Как на грех, первым, кого увидел Виктор, расплатившись с извозчиком, оказалась дебелая бабка с огромным железным подносом. «Пирожки горячие-е-е! С мясом, с требухой, с горло-о-о-ом! Повкусней, чем при старом режиме-е-е!..» Батальонный невольно вздрогнул и поспешил пройти дальше, в печальный ряд, где торговали венками. Если верить всезнающему оперу, все они были краденные, только что из-за желтой кладбищенской стены. Чуть дальше находился небольшой «толчок», где по воскресеньям, по утверждению все того сыскаря, продавали снятые с покойников костюмы, обувь, включая пресловутые белые тапочки, и даже детские игрушки. Мысленно ругнув говорливого милиционера, Виктор, прикинув, сколько пирожков получится из отставного командира РККА, на всякий случай расстегнул крючок шинели.
– Вы – Виктор Вырыпаев?
Голос прозвучал справа, и альбиносу пришлось повернуться, чтобы увидеть незнакомку.
– Да, это я.
Он ошибся, хотя и не сильно. Женщине было около тридцати, выглядела же она еще старше. Густая, не слишком удачная косметика на бледном худом лице, больше похожая на театральный грим, приталенное черное пальто, круглая шапочка с узкими полями, тоже черная, как и сумочка из крокодиловой кожи. На темной ткани пальто, чуть ниже воротника – большая бронзовая брошь. Бабочка-махаон, два красных камешка, два синих.
– Если вы из ГПУ, разговор у нас не получится.
Темные глаза смотрели настороженно и недобро. Виктор прикинул, что доставать удостоверение среди шумной толпы не слишком удобно. Кроме того в музее знают место его службы. Тогда к чему вопрос?
– Свои бумаги я вам покажу позже. Но у сотрудников Госполитуправления могут быть любые документы. Решайте сами.
Женщина немного подумала, сжала губы.
– У меня нет выбора. Встретимся у входа в кладбищенскую церковь. Я пойду первой.
Через мгновение ее уже не было. Батальонный остался на месте, прикидывая, не разумнее ли немедленно вскочить на подножку проезжающего мимо трамвая. Пирожки не пирожки, но места здесь и впрямь непростые. Еще бы знать, за что рискуешь…
За кладбищенскими воротами было мокро и грязно. Кое-где лежал почерневший ноздреватый снег, мраморные лица могильных ангелов казались печальными и вместе с тем равнодушными. Мертвым не было дела до живых.
Внезапно молодой человек ощутил странную неуверенность. Он не верил в бога, не обращал внимания на приметы, Смерть же воспринимал просто как границу между «я еще» и «меня уже». Большое кладбище посреди города было для него огороженным забором пространством, где в самом неудачном случае можно обратиться в начинку для пирожков. Но в эти минуты холодное безразличие мертвых надгробий показалось ему слишком нарочитым, пугающим. Смерть словно затаилась в ожидании неосторожной жертвы. Еще один шаг, еще одно влажное от сырости надгробие, еще одно старое облупившееся фото. Мертвые лица, мертвая улица, мертвый город.
Незнакомку он встретил прямо на аллее.
– Возле церкви слишком людно, – женщина поморщилась и без особой нужды поправила бабочку-брошь. – Я не сильна в конспирации. Сейчас мы свернем куда-нибудь в сторону, и вы покажете документы.
Возле очередного мраморного ангела, спрятавшегося за густой чугунной оградой, она остановилась и молча протянула руку в черной перчатке. Вырыпаев, тоже не сказав ни слова, достал лист восковой бумаги с грифом Центрального Комитета. Читала она долго, затем, вернув документ, внезапно посмотрела прямо в глаза:
– Товарищ Ким курит?
– Трубку, – вздохнул Виктор, решив ничему не удивляться. – При мне не курил, но упомянул табак «Autumn Evening».
Незнакомка кивнула:
– Хорошо. Меня зовут Доминика. Я сестра Георгия Васильевича Игнатишина. Имени не удивляйтесь, матушка удружила – назвала в честь подруги детства.
– Очень приятно, – Вырыпаев коротко поклонился. – Если честно, меня удивляет совсем иное. К чему такие сложности? Если вам нужен товарищ Ким, обратились бы прямо к нему.
Ответом был изумленный взгляд.
– Простите, как? Постучаться в ворота Спасской башни? Георгий надеялся, что письмо в ваш Научно-промышленный отдел не станут перлюстрировать, особенно если его напишет Вася Касимов.
– «Рисурс», – вспомнил альбинос, – «Енергетический и прочий рисурс». Надпись на конверте – условный знак?
– Условный? – Доминика удивилась еще больше. – Конечно, нет. Мы просто хотели дать знать товарищу Киму. Его телефон наверняка слушают, личную почту читают, оставалось написать прямо в отдел. Но мы ошиблись. Вы пришли слишком поздно, Георгия убили, Василию едва удалось бежать. А главное,
–
– И вы в это верите? Господин Вырыпаев, не кажитесь излишне наивным, иначе мои подозрения только укрепятся. Поторопитесь, у нас не так много времени.