Око силы. Четвертая трилогия (СИ)

После шашек, немного отдохнув, Зотова хотела обсудить с Натальей один и вправду серьезный вопрос. «Меньшевик», когда они уже к Главной Крепости подъезжали, посоветовал не шутить с социальной службой. У дочки генерала Деникина отец имеется, а вот гражданка Четвертак — круглая сирота. Значит, заберут — и в детский дом отправят, причем строго по закону.

Ольга даже огрызаться не стала. Так оно и есть. То, что до сих пор девочку не забрали, уже чудо. И удочерить Наташку нельзя, тот же закон не позволяет. «Меньшевик», блеснув стеклышками, снисходительно посоветовал перечитать Семейный Кодекс РСФСР 1918 года. Есть там раздел о патронате…

В общем, поговорить было о чем, но теперь все планы требовалось менять. Ольга пододвинула стул, присела рядом:

— А кто мне говорил, что плакать не надо, а? Ну-ка, перестань!

Наталья, всхлипнув, оторвала от рук зареванную пунцовую мордашку:

— Это вам не надо, тетя Оля. Вы большая и сильная, у вас пистолет есть. А я только плакать могу.

Искривила рот, взглянула безнадежно сквозь слезы.

— Они Владимира Ивановича убивают. Убивают его, понимаете?

Ольга, решив, то ослышалась, хотела переспросить, но внезапно поняла. Владимир Иванович… Владимир Иванович Берг, бывший хозяин Сеньгаозера.

— Так… Я сейчас разденусь, а ты водопровод свой закрути и рассказывать приготовься.

Кавалерист-девица пристроила полушубок на вешалке и принялась стягивать тяжелые австрийские ботинки. Менее всего ей хотелось беседовать о Берге. В то, что «убивают» она сразу не поверила. Убивали бы — уже убили, дело простое и нехитрое. А с остальным пусть разбирается сам. Небось, влип во что-то, а девка по доброте и малолетству жалеть этого Франкенштейна принялась. Убивают? А нечего детей уродовать!

— Ну, рассказывай, чего стряслось?

Наташка уже успела умыться и теперь терла кулачками покрасневшие глаза. Всхлипнула, промокнула нос платком.

— Арестовали его, тетя Оля. В ЧК он сейчас на этой… Лубянке. Бьют там его каждый день. И пить не дают…

Бывший замкомэск еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Ужасы «вэ-чэ-ка», как же, слыхивали!

— И какая добрая душа тебе сообщила? Ерунда все это. Я сама целый месяц во Внутренней тюрьме проскучала. Ничего там хорошего нет, но без приговора никого не убивают. А бьют… Знаешь, я бы этому Бергу лично половину зубов выбила. Он же тебя резать хотел, забыла?

Девочка мотнула головой:

— Владимир Иванович меня спас. И других спас, мы бы без него все давно мертвые были. И никто мне про него не рассказывал, я с ним сама говорила.

— Ага, — Зотова напряглась. — По телефону? В нашей квартире телефона нет, значит, в соседнюю звонили? Или прямо в школу? Стой, так у вас же занятий в эти дни не было!..

— Не было занятий, — подтвердила Наташа. — Отменили по случаю смерти вождя Красной армии товарища Троцкого. И по телефону мне никто не звонил. Мы с Владимиром Иванович так разговаривали. Он позвал, я услышала, ответила…

— Он позвал, ты ответила, — ровным голосом констатировала бывший замкомэск. — Поняла, так точно.

Присела к столу, уперлась локтями в скатерть, в темное окно поглядела.

— А там во лесу во дремучем

Наш полк, окруженный врагом:

Патроны у нас на исходе,

Снарядов давно уже нет.

А в том во лесу под кусточком

Боец молодой умирал.

Поник он своей головою,

Тихонько родных вспоминал…

— Тетя Оль! Тетя Оля! — девочка пододвинулась поближе. — Вам плохо?

Кавалерист-девица вздохнула:

— Устала немного. Кстати, я мыло купила, очень хорошее, с березовой чагой. Помнишь, какие у вас там, в Сеньгаозере, березы? Квадрифолические! Сегодня попозже воду нагреем и будем тебе шею мылить…

— Вы не верите мне?

— Почему? Очень даже верю, — Зотова грустно улыбнулась. — Детекторный радиоприемник с шеей немытой и с тройкой по русскому языку. Но это еще ничего, была бы ты, к примеру, с прицелом артиллерийским вместо левого глаза…

Простите, папаша, мамаша,

Отчизна — счастливая мать.

Уж больше мне к вам не вернуться,

И больше мне вас не видать.

Допела, откинулась на спинку стула, глаза прикрыла.

— Ладно, Наташка, давай по порядку. Только подробно, чтобы я понять могла.

Подробно не получилась. Наташа знала лишь то, что рассказывал им Берг, но многое успела позабыть. К тому же Владимир Иванович, как ни старался, был вынужден говорить очень длинными и трудными словами. Он их, конечно, объяснял, но все равно выходило слишком сложно.

Все началось весной 1920-го, когда несколько воспитанников Сеньгаозера внезапно заболели. Врачи разводили руками, но ничем помочь не могли. Болезнь была странной: приступы головной боли перемежались с временной глухотой, сильно и неровно бился пульс, мускулы сводила судорога. Потом наступало облегчение, на день-два, редко на неделю, гл затем все повторялось по новой, только в еще более тяжелой форме. Так воспитанники Берга познакомились с одной из «солнечных болезней».