Око силы. Четвертая трилогия (СИ)

Отделом занимался лично Вождь, никого к нему не подпуская. «Каппо» Свердлов, не будучи с этим согласен, решил вынести вопрос на партийный съезд, но не успел – скончался ко всеобщему горю как раз накануне открытия. Отдел же никуда не делся, только стал еще незаметнее. В официально утвержденной структуре ЦК не числился, руководителя никто не назначал и отчетов не требовал. Умные люди предпочитали Отдел в упор не видеть, мудрые же старались держаться как можно дальше. Однако теперь, когда «каппо ди тутти каппи» умирал и приближался час Красных Скорпионов, от секретного Отдела начало зависеть слишком многое. Успел ли отдать приказ внезапно заболевший Вождь, а если успел, то какой? Что будет дальше?

КТО дальше?

* * *

– …Заходи!

Коридорный-«два сбоку» равнодушно кивнул на отпертую дверь. Пантёлкин переступил порог знакомой камеры и сразу же почувствовал перемену. Пахло грязными тряпками. Тюремные запахи и без того лишены изыска, но этот был настолько резким, что Леонид едва удержался от кашля. Правые нижние нары пусты, верхние тоже, и на левых верхних никого. Что за притча? Старший оперуполномоченный на всякий случай поглядел под ноги. Может, кто на полотенце расщедрился?

Нет полотенца.

– Выпустите!!!

Леонид запоздало выругал себя за то, что не удосужился сразу же взглянуть направо, на свои собственные нары. Именно там, на его законном месте, черной неровной грудой было свалено искомое тряпье.

– Выпустите!.. Не могу, не могу, душно!..

Тряпье не желало лежать спокойно – дергалось, подпрыгивало, пыталось слиться в огромный черный ком. Пантёлкин, отступив к стене, сунул руку в карман куртки, где прятался «бульдог»-предатель.

– Слышите?! Душно, не могу дышать, не могу-у-у-у!..

Пахнущий гнилью ком внезапно распрямился, выгнулся дугой и с диким воем бросился вперед.

– Выпустите-е-е-е!..

Пантёлкин спрятал револьвер обратно в карман. Тряпье лежало теперь у него под ногами, слегка подрагивая и громко икая. Ничего, оклемается! Бил он не в висок, а по плечу, в крайнем случае, кость пару вечеров поболит.

Леонид перешагнул через безопасную отныне кучу и присел на отвоеванные нары.

– Пустите-е-е! Не могу в тюрьме, не могу, давит, душно…

Убедившись, что все живы-здоровы, Леонид сбросил куртку, положил кепку вместо несуществующей подушки…

– А-а-а-а-а-а!..

Черная куча взметнулась, смерчем упала сверху…

– А-ай-й-й!

На этот раз он ударил от души. Смерч сложился обратно в кучу и рухнул прямо на грязный цементный пол. Амба! Удовлетворенный результатом, Пантёлкин прилег на нары, забросил руки за голову и прикрыл глаза.

«Эх, яблочко, на вкус приятное! Наш Фартовый попал в непонятное».

С Блюмочкой расстались почти друзьями. Напоследок Яша расщедрился, выдал три пачки «Иры» и даже новую зажигалку. Улыбался, зубы белые скалил, пытался шутить. Это странное добродушие испугало сильнее, чем все угрозы. Ни про папки, ни про таинственный Отдел больше не было сказано ни слова.

Чего хотел Блюмкин, зачем приходил? Документы Лафара спрятаны так, что без самого Пантёлкина не найти. Место Жора подсказал в их самую последнюю встречу. Где прячут лист? Ясное дело, в куче листьев. Мудрость эту Жора не сам придумал, у какого-то англичанина прочитал…

– Встать!.. Пантёлкин, встать! Днем лежать не положено!..

Голос был знакомый. Коридорный-«два сбоку», давненько не виделись. Когда только успел камеру открыть?

– А психов подсаживать положено?

Вставать Леонид не стал, только глаза открыл.

– Не положено! – деревянным голосом повторил «два сбоку», то ли соглашаясь, то ли просто службы ради, и захлопнул дверь.

– Я же им все сказал! Все! Почему меня не выпускают? Почему?!

Куча тряпья опять заговорила.

– Они не могли солгать. Поклялись… Я сам подсказал слова клятвы, они повторили! Если эти лжецы не отпустят меня, они будут прокляты, погибнут сами, погубят близких…

То, что казалось грудой тряпок, теперь сидело на полу, медленно приобретая сходство с человеком. Не слишком полное, конечно. От дорогого когда-то костюма уцелели лишь лохмотья, из драной брючины торчала разбитое, в запекшейся крови, колено, воротник пиджака оторван, рубашка исчезла. Зато, в нарушение всех тюремных правил, уцелел галстук, длинный и тонкий, словно удавка. На лицо можно было не смотреть, вместо него – пятно окровавленной грязи, на котором горячим безумием светились глаза.

– Они поклялись – и я сказал, я открыл им истину. Трон Блюстителя Мира, владыка Агартхи Недоступной вознесен над миллионами воплощенных божеств, святых пандит. Его дворец находится в центре кольца из дворцов гуру, повелевающих всеми видимыми и невидимыми силами на земле, на небесах и в аду… Жизнь и смерть человека – всецело в их власти. Если даже свихнувшееся человечество развяжет против подземных жителей войну, те могут с легкостью взорвать земную кору, обратив планету в пустыню. Погибнет все! Они в силах осушить моря, затопить сушу и воздвигнуть горы среди песков пустыни…

Леонид понял, что заснуть не удастся, заставить безумца замолчать – тоже. Оставалось выслушать.