И вот в кармане у Ростислава лежит большой запечатанный конверт. Он решил вскрыть его вместе с краснопузым, попозже. Это была удача, но Арцеулову повезло еще раз – и повезло по-настоящему. Началось все с очередного визита. Ростислав навестил Вадима Николаевича Говоруху, когда-то служившего вместе с ныне покойным отцом Арцеулова в Столичном отделении Сената. Подполковник шел в знакомый дом не без опаски, зная, что бывшие чиновники считались лакомой добычей для ВЧК. Но господин Говоруха, как выяснилось, процветал. Ему удалось устроиться в «совслужи», кормить многочисленную семью и даже понемногу помогать кое-кому из бедствовавших знакомых. Обитал он в двух комнатах своей прежней квартиры, что по тем временам считалось явной роскошью.
Беседовать с жизнелюбивым «совслужем» было интересно, но противно. Арцеулов хотел уже откланяться, но тут Вадим Николаевич упомянул учреждение, в котором служит. Контора называлась «Цекубу». Услыхав такое, хотелось перекреститься, но это означало всего-навсего «Центральная комиссия по улучшению быта ученых». Тех, кого не успели расстрелять или сгноить, подкармливали. Говоруха похвастался, что он накоротке не только с «буревестником революции» Максимом Горьким, но и с уцелевшими академиками – Бехтеревым, Тимирязевым, Павловым. «Совслуж» воодушевился и стал рассказывать, что Цекубу помогает даже иностранным ученым, приезжающим в Совдепию. Он ставил на довольствие финнов, немцев, а недавно и французов, в том числе молодого, но очень талантливого физика Гастона де Сен-Луи, прибывшего для научной работы в Столицу.
Теперь оставалось лишь внимательно слушать.
…Француз получал двойной «академический» паек, доставлявшийся ему прямо на дом. В Цекубу он появлялся регулярно, решая разные проблемы нелегкого послевоенного быта. Физик, по словам Говорухи, был молод, лысоват, с заметным брюшком и слегка хромал на правую ногу…
На третий день Арцеулов встретил Гастона у входа в контору Говорухи. Он никогда не видел Наташиного жениха, но ошибиться было трудно. Сен-Луи носил роскошное, по последней парижской моде, пальто и действительно хромал. Всезнающий мальчишка-курьер охотно подтвердил, что это «он и есть». Гастона ждала машина, и Арцеулов успел лишь заметить, что он уехал по направлению к центру. Снова Сен-Луи появился в Цекубу через два дня. На этот раз он возвращался на извозчике, и Ростислав сумел проследить за ним до самого дома. Гастон квартировал на Арбате, в небольшом особняке за высокой чугунной оградой.
Для верности требовалось проверить еще раз. И вот теперь француз, отпустив извозчика возле Манежа, шел пешком, вероятно, решив прогуляться. Шел быстро – легкая хромота ничуть не мешала. Арцеулов следовал за ним на некотором отдалении, уверенный, что тот свернет от Собачьей Площадки налево.
Гастон миновал здание музыкального училища, на миг задержался, прикуривая, и резко оглянулся. Арцеулов не стал отворачиваться. Сен-Луи его не знает, а идущий по Столице красный командир едва ли вызовет особые подозрения. Так и случилось. Француз закурил и свернул налево, в узкую улочку, ведущую к уже знакомому дому. Оставалось как следует осмотреть особняк, но перед воротами крутились две весьма подозрительных личности. Пришлось наблюдать за домом с другой стороны улицы – из подъезда пятиэтажного дома. Впрочем, главное Арцеулов все же сумел заметить.
…Картошка уже была сварена, на столе стояла бутыль со спиртом. Серьезный Лунин и улыбающийся Степа встретили Ростислава радушно, словно старого друга-товарища по борьбе с белой контрой. Правда, взгляд голубых глаз молодого комиссара был строг и неулыбчив, но подполковник уже успел привыкнуть к характеру Степиного приятеля. Сам Косухин казался немного смущенным, старательно именовал Арцеулова «товарищем Коваленко» и предлагал тосты за победу Великой Мировой пролетарской революции…
Наутро Арцеулов попросил у Лунина отданные на хранение деревянные таблички, а заодно и странный плоский камень. Все это было уложено в саквояж, после чего Ростислав предложил Степе не надоедать хозяину и прогуляться по Столице. Косухин поспешил согласиться, а по лицу Николая Лунина промелькнула странная усмешка…
– Не выйдет из тебя подпольщика, беляк, – заметил Степа, когда они вышли на освещенную ярким весенним солнцем улицу. – Хоть бы не морщился, чердынь-калуга, когда про коммунизм говорим!..
Ростислав улыбнулся:
– Виноват! Постараюсь исправиться… Степан, так что у вас там было с Клопом?
Косухин пересказал разговор с Провом Самсоновичем. Арцеулов кивнул:
– Очень похоже. Кому-то надо, чтоб вы уехали подальше. Ваш Чудов – дурак, но скоро они придумают что-нибудь получше…
– Ты, Ростислав, лучше о Берге расскажи, – перебил Степа.
– Успеем. Сейчас, господин красный полковник, мы зайдем в гости к одному старому знакомому. Но сначала – вот…
И он достал из кармана письмо Валюженича. Вчера, в присутствии Лунина, о нем он сказать не рискнул.