Око Силы. Третья трилогия. 1991-1992 годы

Наутро, как раз после чая – кофе кончился накануне, – в дверь позвонили, и на пороге появился Мик в куртке «Порше» с большой сумкой, на которой красными буквами была отпечатана реклама какой-то хьюстонской фирмы.

– О! – обрадовался Келюс. – Пропавшая грамота, бином!

– Здорово, мужики! – заявил Мик. Вид у него был какой-то непривычный. Плотников-младший держался не просто с достоинством, но и чуть ли не с легким оттенком превосходства.

– Попрощаться зашел. Уезжаю.

– Это куда? – поинтересовался Фрол, невозмутимо оглядывая Мика, который, сняв куртку, принялся долго и тщательно причесываться у зеркала.

– По батиным делам. Меня в фирму взяли. Перевелся на заочный, – сообщил он, с уважением поглядев на себя в зеркало и спрятав расческу. – Так что, мужики, не скоро увидимся.

– Ну, удачи тебе, – пожелал Келюс. – Да, Мик, у нас к тебе одно дело. Пойдем-ка…

Они прошли в кабинет, и Лунин кивнул на стол, где лежал тщательно вычищенный и даже заново заточенный егерский нож.

– Бери! Мы его в подземелье нашли. На память о дяде Майкле.

Глаза Мика блеснули. Он осторожно взял нож в руки, чуть погладил его, вновь положил на стол.

– Спасибо, Николай! Он мне пригодится. Прадедов… Моего прадеда дяди Майкла…

Келюс и Фрол переглянулись. Стало ясно, что знакомство с генералом Тургулом состоялось не зря.

– Зря вы тогда молчали, мужики. И дядя Майкл мне про Канаду рассказывал… За маленького держали!

– А ты бы поверил? – хмыкнул Фрол.

– Да ладно, что теперь уж, – вздохнул Плотников, – ничего…

Он секунду помолчал, затем плечи выпрямились, взгляд потемнел, правая рука легла на клинок, а голос внезапно стал низким, будто Мик сразу постарел на много лет:

– Мужики… Господа!.. Клянусь, что отомщу большевикам за дядю Майкла! За Лиду! За все… Я… Я им устрою исторический материализм!..

Мик аккуратно завернул нож в носовой платок и спрятал в сумку, после чего пожал всем руки и откланялся, пообещав позвонить или написать при первой же возможности. Когда дверь закрылась, Келюс с Фролом вновь переглянулись. Все это было очень странно.

– И мне пора, – заметил дхар. – Поеду-ка я за билетами, Француз. Засиделся я тут!

Фрол уезжал вечером на следующий день. Громада Казанского вокзала оглушала многоязыковым гомоном, хриплым лаем репродуктора и шумом уборочных машин. Гигантская толпа с мешками, сумками и кошелками чуть не раздавила Келюса и Фрола, и они с облегчением перевели дух, оказавшись на перроне.

Фрол был невесел. Накануне он побывал у Лиды, а за несколько часов до отъезда они с Келюсом съездили на старое кладбище, где под желтыми осыпавшимися рябинами груда венков обозначала место последнего успокоения Корфа. На кладбище Фрол не сказал ни слова, но Лунин заметил, что дхара все время мучает какая-то мысль. Он даже спросил Фрола, но тот отмолчался.

Лунин докуривал сигарету, а некурящий дхар смущенно переступал с ноги на ногу.

– Один остаешься, Француз, – молвил он наконец. – Только Лидка…

– Да, – кивнул Келюс, – один…

Накануне позвонил Тургул, сообщив, что они с поручиком покидают Столицу. Генерал благодарил Келюса за помощь и гостеприимство и просил передать привет от Ухтомского. Николай невольно пожалел, что не сможет снова встретиться с Тургулом. Он был бы не прочь закончить странный разговор, который они вели в поминальный вечер…

– Я тебе напишу, – пообещал Фрол. – Правда, елы, попозже. Мне ж работу искать надо! Гуляю, елы, с июля…

– Найдешь, – усмехнулся Лунин. – Ты же гегемон! Револьвер спрячь подальше, фрейшюц вятский…

– Да чего я, маленький? Это ты тут не задирайся, Француз. Ну ладно, пора…

Фрол внезапно стал очень серьезным, поднял правую руку и медленно произнес:

– Эннах, Николай! Квэр аг-эсх ахусо эйсор аг эрво мвэри! Квэр аг-лах мгхути-цотх!

– И тебе того же, полиглот! – вздохнул Келюс, пожимая широкую руку дхара. – Может, переведешь?

– Это наше старое пожелание: «Будь счастлив! Да будет с тобой Великий Свет и Высокое Небо! Да минует тебя тьма!» Ну, Француз, будь!

Он взял свою сумку и, повернувшись, не спеша пошел к вагону, но внезапно остановился, постоял секунду-другую и резко повернулся. Келюс, почувствовав тревогу, поспешил подойти.

– Француз… Николай… – нерешительно начал Фрол. – Вот, елы, не знаю, как и сказать… Я еще на похоронах почувствовал и тебе еще тогда сказать пытался, да как раз Ухтомский помешал. А сегодня, как мы на кладбище были…

Поезд засвистел и задергался.

– В общем, Француз. Не знаю, елы, почему, но в гробу Михаила не было.

– Как?!

Келюс мог ожидать всякого, но не такого. По крайней мере, все это время утешала мысль, что барон все-таки упокоился в родной земле.

– Не было, – мотнул головой дхар, – там вообще никого не было, землей набили, что ли. Знаешь, как в Афгане бывало. Я и сам, елы, поверить не мог, но сегодня, когда на кладбище…