Око Силы. Третья трилогия. 1991-1992 годы

В Симферополе Николай увидел такую же толпу на площади перед вокзалом, ошалевшую от вязкой августовской жары. Осмотревшись, он прошел к билетным кассам и, став в бесконечную очередь, принялся размышлять о том, что, собственно, делать дальше. Лунин еще раз вспомнил адреса приятелей, но понял, что ехать некуда. Почему-то подумалось о загадочной Якше, о которой он сам рассказывал Фролу. Не туда ли ездил воин Фроат? Но у дхарской Пех-ры Келюса никто не ждал – разве что Сиплый и нелюди Нарак-цэмпо.

Очередь стояла мертво, но внезапно вдоль нее заскользил мерзкого вида стрикулист, потряхивавший голубым бланком билета. До Николая донеслись слова «Столица» и «на сегодня». Он поспешил покинуть очередь и достать из нагрудного кармана остаток генеральских денег. Стрикулиста уже осаждали, но он, взглянув на Лунина как-то странно, внезапно протянул билет именно ему, затем, не став даже пересчитывать деньги, поспешил нырнуть в вокзальную толпу. Вначале Николай решил, что его попросту надули, но голубой бланк после тщательного изучения оказался настоящим. Оставалось поблагодарить судьбу – или предположить, что жулик, знакомый с милицейскими стендами, опознал Келюса, но не стал поднимать шум по поводу встреченного им фигуранта республиканского розыска.

Лунин решил рискнуть и ехать в Столицу. Времени до отправления поезда оставалось немного, и он успел лишь забежать на небольшой, переполненный народом базарчик рядом с вокзалом и пообедать в недавно открытом татарском кафе. Теперь можно было идти на третий путь, где ждал поезд. Николай начал пробираться через привокзальную толпу к подземному переходу, когда внезапно его стали теснить в сторону. Перед глазами мелькнула нелепая среди летней жары комиссарская кожанка, Николай поднял глаза – рядом с ним стоял знакомый паренек с жесткими недетскими глазами. Двое других уже подходили с боков, отрезая путь к отступлению.

– Ты не будешь стрелять, Лунин, – парень в кожанке глядел с откровенной ненавистью. – Здесь люди. Ты ведь не хочешь лишних жертв, правда?

Спорить Келюс не стал, тем более что браунинг был спрятан на самом дне рюкзака. Оставалось вступить в разговор.

– И ты стрелять не будешь. Или, бином, пролетарский гуманизм в этом случае допускает исключения?

Парни переглянулись.

– Опять издеваешься, товарищ Лунин! – возмутился другой преследователь, одетый во вполне современные майку и джинсы. – Мы не бандиты! А вот ты преступник, и мы сейчас передадим тебя властям…

– А, юные друзья милиции! – подхватил Келюс, надеясь вывести мальчишку из равновесия. – Как у вас там, в Утопийской Советской? В каждом городе, бином, по три памятника Павлику Морозову?

– Не смей! – взвизгнул парень в кожанке. – Ты оскорбляешь нашу родину!

– Вашу? – хмыкнул Лунин. – Я думал, вы русские, а вы, значит, бином, утопийцы?

– Мы… Мы не утопийцы! – запротестовал паренек в майке. – Так называют нас проклятые оппортунисты-косухинцы!..

– Вы многого не знаете, товарищ Лунин, – заговорил молчавший до этого парень в очках. – Вы поверили клевете. Наша страна – последний оплот истинного большевизма. Вам должно быть стыдно, что вы не с нами…

В иное время Николай с большим интересом поговорил бы о загадочной Утопийской республике и ее обитателях, но сейчас было не до этого. Продолжая усмехаться, он постарался сосредоточиться. Знак, странное колесико на груди, начал пульсировать, руки стали теплыми и тяжелыми, в ушах послышался легкий звон…

– Мы живем в трудных условиях, – продолжал очкарик. – У нас практически нет месторождений металлов, пшеница растет плохо. Даже солнце не такое, как на Земле…

Келюс слушал невнимательно. Нужно было еще несколько минут, чтобы собраться с силами – ночная схватка порядком его вымотала.

– Нам приходится все время увеличивать армию. Проклятые оппортунисты-косухинцы в Долине Ветров не хотят мира, они даже помогают реакционерам на островах, снабжают их оружием. Мы бы давно навели революционный порядок, если бы не шторм…

– Волн испугались? – подхватил Келюс. – Или плавать не умеете?

– Плавать? – парень в кожанке покачал головой. – Поплывешь, если шторм длится весь год и волны – с десятиэтажный дом. Весь год – четыреста двенадцать дней!..

Он взглянул на своих товарищей и осекся. Очевидно, про длительность года в загадочной большевистской республике говорить не полагалось.

– В общем, так, – заговорил парень в майке. – Одно из двух, Лунин. Или ты сейчас ведешь нас к той, которую ты называешь Ольгой Славиной, или мы вмешаемся в ваши внутренние дела и передадим тебя буржуазным властям.

Келюс уже не слушал. В висках стучала кровь, в кончики пальцев впились острые иголки, знак на груди вновь показался свинцовым.