Око Силы. Третья трилогия. 1991-1992 годы

– …Решил попытаться. Молился, изгонял беса – и без всякого результата. А тут Нечистый и явись. Не в собственном, натуральном, обличье, а под видом некоего ученика Иринеева. И предложил средство…

Корф стал слушать очень внимательно, хотя какой-то непонятный страх начал подкатывать к горлу.

– Это было заклинание. Ученик, то есть не ученик, а тот, кто себя за него выдавал, посулил, что, произнеся заклинание, Ириней сможет отпустить заклятую душу. То есть, как видишь, не воскресить, это вещь вообще невозможная, а именно спасти, разорвать цепи, так сказать. Попросту – подарить нормальную смерть, без осинового кола.

– Я понял, – прервал его Корф неожиданно хриплым голосом.

Старик, внимательно поглядев на него, покачал головой и вновь заглянул в книгу.

– Ириней усомнился. Всю ночь он молился, а под утро, как и следовало ожидать, было ему видение. Явился ангел и возвестил, что заклинание это – ловушка. Тот, кто его произнесет, действительно снимает заклятие с жертвы, но одновременно сам становится заклятым – то есть, берет проклятие на себя. Ну, Ириней шуганул этого лжеученика, а богача-чернокнижника, тут не сказано, но подразумевается, излечил осиной. Бесы в очередной раз осрамились, вот и сказке конец. Все…

– Значит, – неуверенно поинтересовался Корф, – прочитай Ириней это заклинание, то сам бы стал э-э-э… вампиром?

– Всенепременно. Во всяком случае, так пишет этот Гийом де Ту. Типичная католическая байка, так Мише Плотникову и передай. И мой ему совет: пусть поменьше таким чтивом балуется.

– Так и передам, – пообещал барон. – Слушай, Славик, а самого заклинания в тексте нет?

– Да что ты! – достаточно естественно возмутился Говоруха. – Это в католическом-то Житии?

– Покажи это место!

– Нет тут его! – решительно заявил старик, но тут же прибавил тихим, еле слышным голосом: – То есть, в основном тексте, конечно, нет, да и быть не может, но на полях… Там есть глосса, более поздняя, сделана совсем другим почерком. Смотри, Миша… Только, видит Бог, зачем тебе это?

Барон вгляделся в указанный абзац. На полях тонким мелким почерком, зелеными, чуть выцветшими от времени чернилами, было написано несколько строчек.

– Могу продиктовать, – предложил Говоруха. – Если хочешь, конечно. Не думал, что ты любитель подобной экзотики.

– Не хочу! – резко заявил Корф. – Насколько я понимаю, вслух это произносить нельзя. Ты мне это напишешь – кириллицей. И вот что, Славик: Мику, то есть Мише Плотникову, об этом ни слова. Историю расскажи, да я и сам ему изложу, а об этом – молчи!

– Охотно, – кивнул Ростислав Вадимович. – Признаться, эти увлечения мне никогда не нравились. Католическая мистика, да еще худших времен! Тогда во Франции как раз расплодились катары…

Корф несколько раз прочитал написанное на клочке бумаги заклинание, затвердив его наизусть. Сам листок, выйдя из библиотеки, он разорвал на мелкие кусочки и сжег в ближайшей урне.

Мик был разочарован, заявив, что Ириней попросту струсил, а Овернский Клирик оказался до тупости нелюбознательным. Впрочем, подумав, Плотников решил, что еще не все потеряно, и он сядет за второй том Папюса. К тому же, юный Плотников был изрядно занят: исследования странного значка подходили к концу, вдобавок его ожидали хлопоты с рисунками Фрола и авангардистскими изысками Лиды, которые Мик собирался «толкнуть». Корф несколько успокоился – его наследник, кажется, сумел избежать сетей, в которые чуть было не попался тот, чье житие описал французский монах.

Глава 9. Алия

Прошло несколько спокойных дней. Осень постепенно вступала в свои права; бульвары Столицы оделись в воспетые когда-то Поэтом багрец и золото, бурное лето страшного года Белой Козы уходило, унося с собой терпкую романтику ночного противостояния у бетонных баррикад и сладкий привкус недолгой свободы.

Келюс прошелся по столичным институтам, пытаясь пристроиться хотя бы на временную работу, но борец с режимом оказался столь же не нужен в сентябре, как и в июне. Лунина не особо печалила подобная перспектива, но денежный вопрос с каждым днем становился все более ощутимым. Впрочем, Мик не дремал. Вечером, на третий день после встречи Корфа со стариком Говорухой, Плотников явился в Дом на Набережной с важным и даже несколько таинственным видом. В квартире он застал Келюса, барона и Кору, вообще редко выходившую из дому. Фрол с Лидой отсутствовали. Узнав, что их нет, Мик немного огорчился, но ждать не стал и эффектным жестом выложил внушительную пачку десятирублевок.

– За все сразу! Ништяк!

– Это доллары? – поинтересовался наивный Корф.

– Ну, дядя Майкл, – смутился Мик. – Не обломилось с долларами.

– Молодец! – рассудил Лунин. – Подожди Фрола, сам ему отдашь.

Дхар вернулся поздно. Мик торжественно вручил ему деньги, присовокупив, что снежный человек особо понравился покупателю. Фрол, равнодушно взвесив на ладони пачку, передал ее Келюсу, велев отсчитать долю Лиде, а остальное оставить на хозяйство.

– А у меня кое-что есть, – заметил Мик, когда вопрос был закрыт. – Могу рассказать.