– Александр, что за мелодрама? – поморщилась девушка. – Меня выручил тоже... папуас. К тому же, можешь не мстить за меня, я это проделала сама. Почему-то казалось, что стрелять в живых людей труднее... Так что никуда вы меня не отправите, я теперь здесь террористка номер один!..
Свет потушили, и молодые люди перешли в аппаратную, где на пульте управления беззвучно светились разноцветные лампы. Бен рухнул в кресло и обхватил голову руками:
– Джон... У нее с лицом... Как думаешь, можно сделать пластическую операцию?
Чиф, присев рядом, легко коснулся плеча приятеля:
– Может и не понадобиться. В крайнем случае, останется шрам. Надо поговорить с Казим-беком, только, боюсь, он тут же отзовет всю группу.
– Еще бы! – кивнул Бен. – Будет жалко...
– Жалко, – согласился Косухин. – Считай, ничего пока и не сделали... Ладно, включай!..
Бен нажал клавишу. Экран вспыхнул, высветив карту мира. Пальцы пробежались по пульту, карта увеличилась, за пределы экрана ушли Америка, Австралия, Европа... Теперь там оставалась лишь Азия, Бен вновь нажал клавишу, и на экране появилась карта горной местности, пересеченной узкими извилистыми реками.
– Вот твой район, Джон. Интересно, как там сейчас?
– Холодно. Средненоябрьская – + 1. А, в общем, плохо...
– Война?
Чиф всмотрелся в карту, нажатием клавиши чуть увеличив изображение.
– Да. Война...
...Пещера была вырублена в мягкой скале. В углу неярко светила керосиновая лампа, позволявшая разглядеть нехитрое убранство подземного жилища. Стол, два кресла, радиоприемник, небольшая железная печка...
На столе стояла початая бутылка голландского джина, глиняные рюмки и миска с красным перцем. Тут же была пепельница, заваленная окурками, и полупустая пачка «Честерфилда». Чиф сидел в одном из кресел. Второе пустовало. Хозяин стоял возле входа, глядя куда-то в черное звездное небо. Негромко звучали отрывистые короткие слова – человек читал стихи.
В Сент-Алексе Чиф два года изучал китайский, но там преподавали нанкинский диалект, а стихи были на совершенно непохожем – хунаньском. Слова нехотя, не спеша, всплывали в памяти... Гора Кунлунь, ушедшая в небо, рой нефритовых драконов, сметенных весенним половодьем черепахи... Смысл ускользал.
– Что-нибудь поняли, товарищ Хо?
Человек подошел ближе. Он был высок, широкоплеч и слегка сутул. Немолодое, смуглое лицо казалось бесстрастным, но темные глаза светились дружелюбием. Одет был просто – в старую ватную куртку-даньи, которые носили в этих краях крестьяне. Чиф был одет так же, только его даньи перетягивал ремень, с которого свисала кобура револьвера. Впрочем, он уже не был Чифом – Косухин превратился в Хо Сушина, или просто «товарища Хо».
– Не расстраивайтесь, товарищ Хо, – человек в даньи закурил «Честерфилд» и присел в кресло. – Эти стихи, к сожалению, трудны для понимания. Я написал их в старой традиции – в так называемом жанре «цы», на мотив стихотворения «Няньнуцзяо». Сейчас так писать уже нельзя, но я, к сожалению, человек старого воспитания. Товарищ Лу Синь недаром провозгласил революцию в литературе. Мы – странное государство, товарищ Хо. Странное – и древнее. У нас революция начинается прежде всего в литературе, аграрный вопрос решается во вторую очередь. Товарищу Сталину этого не понять...
Человек в даньи негромко рассмеялся. Мысль о Великом Вожде Всех Времен и Народов его явно позабавила.
– Эти стихи, товарищ Хо, я сочинил после нашей первой встречи. Хотелось написать о вашей планете, о людях с Небес, которые надеются построить социализм среди звезд. Но написал я о горе Кунлунь...
Снова послышался смех. Любитель старинной поэзии плеснул в рюмки джин и пододвинул миску ближе к гостю.
– Вы едите красный перец, товарищ Хо? Каждый революционер должен обязательно есть красный перец! Смотрите, надо класть его не на язык, а ближе к гортани – и глотать...
Чиф попробовал – в рот словно попала горячая головешка. Растерявшись, он глотнул джина и закашлялся.
– Привыкайте, товарищ Хо!.. Я думал, почему написал не о вас, а о горе Кунлунь? Наверное, потому, что Кунлунь – символ всего великого в нашем мире. А наша встреча, товарищ Хо, – великая встреча. Сталин не понял...
На смуглом лице мелькнула улыбка.
– И не поймет... А ведь первая встреча Земли и Неба – это великий поворот. Вы, на Тускуле, боретесь за социализм. Долг нашей партии помочь вам. И не потому, что мы ждем от вас ответной помощи, нет!.. Революция на Земле и революция на Небе – не это ли начало перемены мира?
Человек в даньи помолчал, затем покачал головой:
– Интересно все же, как вы решаете аграрный вопрос? Коллективизацию уже провели?
Это была шутка, но Косухин попытался ответить:
– Мы смотрим на учение Маркса иначе, чем большевики в России. Для нас главное не цитаты, а основная идея: общество без частной собственности и эксплуатации...
По-китайски выходило плохо, но человек в даньи понял: