– Я не видел и не читал ни одной вашей пьесы, – горячо зашептал Бен. – Я даже не знал, что вы драматург. Но в 19-м году под Армавиром вы спасли жизнь молодому поручику – моему отцу. Ваша фотография висит в нашем доме, сколько я себя знаю! Может, вы помните? Отец любил петь песню… «Марш вперед! Трубят в поход…»
– «…марковские роты…» – на миг лицо драматурга помолодела, возле рта обозначились жесткие складки. – Как там Леон… ваш отец?
– Умер пять лет назад… Он всегда помнил вас и просил, если я вас встречу…
– Не надо! – широкая ладонь вновь дрогнула. – Ваш отец сделал для России куда больше, чем такие, как я. Давайте о другом… Знаете, Александр, еще тогда, в 19-м, я хотел спросить вашего отца, да все не решался… По поводу фамилии.
– А-а! – усмехнулся Бен. – Родственник и даже потомок. А что, здесь это многих смутит? Чекисты разыскивают потомков царских министров?
– Им это, пожалуй, даже понравится, – Бертяев уже пришел в себя, лицо вновь приняло спокойный и чуть насмешливый вид. – А вот наша пишущая братия, того и гляди, задрожит, Александра Сергеевича вспомнив!
– Кого? – удивился Александр Бенкендорф. – Кого-нибудь из декабристов? Но мой пращур сам был членом «Ордена русских рыцарей»…
Теперь удивился его собеседник:
– Я имею в виду Пушкина.
– Поэта? А-а!.. Знаете, я его не очень-то читал. Мы изучали русскую литературу факультативно…
Глаза драматурга внезапно потемнели.
– Вы… Русские… не учите в школах Пушкина?
Бену стало стыдно, причем не только за себя, но и за всю Тускулу сразу.
– Понимаете, Афанасий Михайлович, у нас в гимназиях можно выбирать программы. Я был во французском классе… Но русскую литературу у нас тоже учат, в университете есть русское отделение… Не судите нас! Мы ведь родились не на Земле…
– Да, – подумав, кивнул Бертяев. – «Иная жизнь и берег дальный…» Кажется, мы уже стали друг для друга… марсианами…
Бен чувствовал себя не лучшим образом. Излагать программу «Генерации» можно перед стариками в Сент-Алексе, перед утопистом Чифом, начитавшимся марксистских сказок, но не перед теми, кто жил на этой планете.
– Не марсианами, конечно… Но, Афанасий Михайлович!… Наши родители, те, кто прибыл на Тускулу с Земли… ведь им не нашлось здесь места! На этой Земле их убивали, травили… Они постарались забыть, начать жизнь сначала. А для нас, их детей, родина – там…
– Как для американцев, которые постарались забыть об Англии, – улыбнулся Бертяев. – Вы правы, не мне вас судить… Ладно, это все лирика… Как я понял, вы тут не просто турист. Если нужна моя помощь, то я готов. Правда, шпион из меня никакой. Могу ответить на ваши вопросы, познакомить с любопытными людьми. Пожалуй, и все…
Бен не стал спорить, хотя те, кто направлял на Землю исследовательскую группу, возлагали на этого человека куда более серьезные надежды.
– Мы тоже не шпионы, Афанасий Михайлович. Мы не собираемся похищать военные секреты Сталина и подкидывать бомбы. Мы наблюдатели…
– А мы – объекты наблюдения, – вздохнул драматург. – Значит, ваше руководство не собирается вмешиваться в наши дела?
Бен едва сдержался, чтобы не сказать правду. Нет, еще рано!
– Да, мы не вмешиваемся в политику.
– То есть, если – вопрос чисто гипотетический – какой-то здешний безумец попросит у вас помощи против режима?
Бену стало совсем кисло.
– Ни в коем случае!
– Хвалю! – лицо Афанасия Михайловича застыло каменной маской. – Надеюсь, товарищ Сталин тоже оценит вашу… сдержанность. А если речь идет не о борцах, а о жертвах? Например… Надо спасти человека от голодной смерти?
– У вас… – Бен вздрогнул. – У вас люди умирают от голода?
– Час назад я был в гостях у сына одного моего давнего друга. Его самого давно нет в живых, погиб еще в 18-м. Сын его – талантливый художник, но ему очень не повезло. Неплохо начал, были персональные выставки, но год назад его фамилию упомянули в статье «Художники-пачкуны». Не читали?
– Нет, – удивился Бен. – Это что, фельетон?
Бертяев вздохнул:
– Да, господин Бенкендорф, вам придется долго изучать нашу, так сказать, реальность!.. Ну, с поэмой Гатунского вы хоть ознакомились?
– Не успел… Как я понял, это что-то детское? Из жизни ваших бойскаутов?
– Почитайте! – Афанасий Михайлович протянул Бену журнал. – Тогда вам станет немного понятнее. Так вот, этот молодой человек остался один. Картин у него уже не покупали, заказчики исчезли, знакомые, как это бывает, поспешили забыть. Я и мои друзья немного помогаем, но он серьезно болен. Его болезнь в СССР не вылечить…
– Понял, – прервал его Бен. – Где он живет?
– Вы ему действительно поможете?
Внезапно Бену показалось, что его попросту проверяют. Подумав, он рассудил, что так и должно быть.
– Мы ему поможем, господин Бертяев. А мне для начала хотелось бы просто познакомиться с людьми…
– Приходите ко мне завтра в четыре часа, – улыбнулся Афанасий Михайлович. – Вид у вас нездешний, так что я намекну, что вы иностранец. Где я живу, вы, наверно, знаете?
– Да. Спасибо, – Бен встал. – Назовите адрес этого художника…