Око Силы. Вторая трилогия. 1937-1938 годы

– По бревнышку разобрали? – поинтересовался тот же скептик.

– Дом Полярников помните? Оказывается, они его вместе с фундаментом выкопали и куда-то перевезли…

Бен не выдержал и улыбнулся. Судьба Дома Полярников ему была известна во всех подробностях.

– Там они прячут врагов народа, которых спасают от ареста. Но это что! Поговаривают… – Лапшин перешел на оперный шепот, – что у этой «Вандеи» есть такая микстура, что мертвецов оживляет…

– Товарищ Лапшин, здесь же дамы! Такое – и на ночь! – возмутился кто-то.

– Пардон, пардон… миль пардон!.. Я просто хотел пояснить… Они этих… воскрешенных хотят по улицам пустить, чтоб паника поднялась. А на том, которого разыскивают, микстуру как раз и проверили…

Пока гости шумно переговаривались, кто с усмешкой, а кто с видом достаточно озабоченным, Бен, еще не зная, как реагировать на эту чушь, на всякий случай постарался запомнить: «Вандея», Владимир Михайлович Корф, сын поручика Корфа…

– Афанасий Михайлович, вот вам готовый сюжет, – заметил лирический поэт, обращаясь к хозяину. – В Столице высаживается нечисть и начинается шабаш. Упыри и ведьмы с Мефистофелем во главе…

– Думаете, МХАТ поставит? – Бертяев покачал головой. – Такой сюжет тянет на целый роман. А я, знаете, не романист…

Разговор вошел в обычную колею, и Бену пришлось снова выслушивать соображения автора «Дяди Пети» о патриотическом воспитании советской молодежи. Впрочем, это не мешало ему, время от времени вставляя непременное: «оу!», размышлять. Компания, собравшаяся у Бертяева, его разочаровала. Хозяин дома словно специально пригласил эту публику, чтобы пояснить ему, тускуланцу, что с такими людьми говорить не о чем – и незачем…

После ужина мужчины удалились на лестничную площадку покурить. Не желая отставать от остальных, Бен храбро сделал одну затяжку, но тут же потушил папиросу, мысленно поклявшись, что не будет курить даже в целях конспирации. Между тем Лапшин, окруженный слушателями, охотно пересказывал свою жуткую историю, уверяя, что люди, рассказывавшие ему о загадочной «Вандее», обычно не шутят.

– А может, вам это специально сообщили? – предположил один из гостей. – Знаете, этак и до революции делали, пускали слушок… Я был знаком с Корфами. Отец Володи был не поручик, а штабс-капитан, он пропал без вести в 19-м. А Володя погиб несколько лет назад, родственники получили извещение. В подобном ведомстве не путают…

– Ну… не знаю, – смутился Лапшин, – но ведь, миль пардон, дыма без огня не бывает! По-моему то, что Бухарин оказался шпионом, куда более невероятно, чем какая-то микстура для оживления…

Упоминания опального редактора «Известий» заставило всех замолчать. Бен, увидев, что публика начинает возвращаться в квартиру, с удовольствием выбросил окурок, представив себе физиономию сестрицы при известии о его знакомстве с никотином. Он уже собирался уходить, когда заметил Бертяева, который о чем-то оживленно переговаривался с всезнайкой-Лапшиным.

– Нет, нет, любезнейший Афанасий Михайлович! – донеслось до Бена. – Про наших физиков писать сейчас я бы не рискнул. Даже Капица и Вальтер сейчас не в фаворе. Или вот Тернем…

Подслушивать Бен не стал, рассудив, что Бертяев ему все перескажет, если, конечно, очередная сплетня не окажется такой же глупостью, как история с Домом Полярников. То есть, не совсем, конечно, глупостью…

…Это была его идея. Еще в Сент-Алексе, посоветовавшись вначале с Кентом, а затем и с тетей Полли, матушкой Чифа, Бен предложил использовать старую аппаратуру, оставшуюся от прежней установки «Пространственного Луча», смонтированной дядей Сэмом в 21-м году. Несложное устройство позволяло переместить любой объект, сделав его невидимым и неосязаемым для всех, не имеющих особого энергетического пропуска. Дом полярников Бен тоже присмотрел лично, рассудив, что Папанин и его товарищи без квартир не останутся. Перемещение четырехэтажного дома внутрь разрушенного заводского корпуса заняло, считая с монтажом аппаратуры, всего двое суток…

Через некоторое время гости стали расходиться. Бен уделил четверть часа беседе с хозяйкой дома, посвятившей симпатичного иностранца в подробности столичной театральной жизни, и уже выжидал момент, чтобы на прощанье переговорить с Бертяевым, когда из прихожей донесся звонок. Афанасий Михайлович, извинившись перед гостями, вышел, и через минуту в комнате появилась молодая темноволосая дама в мокром осеннем пальто. Хозяйка, всплеснув руками, бросилась к гостье, уговаривая раздеться и обсушиться, но та отрицательно закивала головой и что-то быстро сказала вошедшему за ней Бертяеву. Афанасий Михайлович кивнул, наскоро простился с гостями и открыл дверь своего кабинета.