Око Соломона

– Важно, что в это верит император Генрих и, получив око Соломона, он натворит массу бед без всякой магии, – вздохнул Венцелин. – Когда разума лишаются простые смертные, это затрагивает небольшое количество людей, но безумие императоров чревато катастрофой для очень многих обывателей, даже не подозревающих, что почитаемый ими полубог просто сумасшедший. Тебе предстоит сделать выбор, барон де Руси, и я не буду тебе мешать. Думай сам, Глеб, для этого у тебя есть голова на плечах. В этом мире деяния людей порой значат больше, чем воля неба, но ты вправе считать мои слова ересью.

У Венцелина никак не складывались отношения с княжной Марьицей. Эта юная, но успевшая много повидать женщина, без всякого труда опознала в саксонце Венцелине фон Рюстове руса, более того – язычника, и почти сразу же дала ему это понять. Брак с Львом Диогеном Марьица считала велением небес, выраженным через отцовскую волю, но к известию о смерти мужа отнеслась спокойно. Венцелина очень хорошо знал, что князь Владимир Монамах был не просто христианином, а фанатиком веры. Сказывалась, видимо, византийская кровь, унаследованная от матери. В том же ключе он воспитал свою дочь, которая не видела разницы между бесом и язычником. О чем она не раз говорила в присутствии Адели и Глеба, но смотрела при этом именно на Венцелина. Последнему ничего другого не оставалось, как только пожимать плечами и делать вид, что к нему эти слова не имеют никакого отношения. Рыцарь фон Рюстов помог княгине переправить несколько писем в Константинополь, доверенным людям, но пока что никто не спешил на помощь дочери Владимира Монамаха, плененной в далеком замке Ульбаш. Венцелин очень рассчитывал на расторопность Корчаги, успевшего в поисках торговой удачи добраться до гавани Святого Сименона, но, увы, купец не оправдал его надежд. Люди, к которым Марьица обращалась за помощью, ее предали. Возможно, они боялись мести Алексея Комнина, жестоко каравших всех своих подданных, так или иначе причастных к авантюре несчастного Льва Диогена. Но в этом случае, княгиню следовало отправить на Русь, минуя Византию.

– Отправить можно, – задумчиво пригладил русую бородку Корчага. – Вот только кто ее примет из наших рук.

– Ты что, купец, спятил?! – не на шутку рассердился Венцелин.

– Погоди, боярин Гаст, не торопись с выводами, – вздохнул Корчага. – На Руси сейчас усобица между князьями. У Владимира Всеволодовича одна надежда – на христианскую церковь. Ибо противостоят ему люди не раз заявлявшие о своих симпатиях к старым богам. Более того, опирающихся в борьбе против великого князя Святополка на язычников, засевших в муромских и ростовских лесах. Твой батюшка, боярин Избор Гаст, один из первых в свите князя Олега Святославовича.

– А княгиня Марьица здесь при чем?

– А при том, боярин, что нет никакой Марьицы, она умерла еще в девичестве, а женой Льва Диогена была самозванка, о чем епископ Переяславский Ефрем собственноручно отписал басилевсу Алексею Комнину и патриарху. Его письмо привез в Константинополь боярин Славята, один из ближников великого князя Святополка. Спасибо умные люди меня упредили, а то я ведь ему бить челом собирался. Попал бы как кур в ощип.

– Но ведь это ложь!

– А кто спорит-то? – развел руками Корчага. – Воля твоя, боярин, но везти княгиню на смерть, я не хочу. Ее отравят раньше, чем она ступит на родную землю. Вот тебе и весь мой сказ.

Спорить с купцом было не о чем. Корчага не тот человек, который стал бы в подобной ситуации лгать и изворачиваться. Конечно, можно было бы вывезти Марьицу на Русь под чужим именем и там поместить в монастырь. Но ведь все равно найдут. Дочь князя так просто не скроешь. Обязательно объявятся люди, которые захотят использовать ее в своих интересах.

– Я бы выждал, – подсказал призадумавшемуся Венцелину купец. – Год, два, может быть и пять лет. А уж через десять лет о Льве Диогене, царство ему небесное, никто уже не вспомнит. А Марьице передай, что жить ей по воле отца на Святой Земле, близ Гроба Господня, дабы искупить и его, и свои грехи.

– Она-то в чем виновата? – поморщился Венцелин.

– Знал бы – сказал, – горько усмехнулся Корчага. – Только не одна она обречена страдать без вины. Видимо, в Царстве Божьем ей за это воздастся. Ты уж, боярин Гаст, не бросай княгиню, без тебя она пропадет. А злато и серебро у нее еще будет. Вспомнят о ней, дай срок. Не может того быть, чтобы князь Владимир Всеволодович от дочери своей отрекся. Все же родная плоть и кровь, а не ветошь, кою не жалко бросить под ноги чужим людям.

Конечно, Венцелин мог бы давно передать этот разговор с купцом Корчагой княгине Марьице, но он медлил, не желая лишать молодую женщину последней надежды. Однако Марьица истолковала его молчание по-своему и, не стесняясь присутствием чужого человека, выплеснула в лицо Венцелину всю горечь, накопившуюся за годы лишений и невзгод.

– Ты, кажется, решил, боярин Гаст, взять в полон дочь князя Владимира Всеволодовича? Уж не затем ли, чтобы сделать своей наложницей? Запомни, жить с тобой во грехе я не буду! И улестить тебе меня не удастся!