Узнав о поражении Кыдыч-Арслана, стоявший в Дорилее турецкий гарнизон сложил оружие. А старейшины города тут же отдались под власть византийского императора. Об этом расторопный Татикий на всякий случай умолчал, тем более что крестоносцы не собирались нападать на мирный город, населенный преимущественно христианами. Раздувшиеся от спеси бароны рвались в Антиохию, один из самых крупных городов не только в Сирии, но и, пожалуй, на всем Востоке. Из Антиохии открывался путь на Иерусалим, объявленный главной целью похода. Впрочем, среди крестоносцев были и такие, которые считали, что без освобождения всей Сирии и создания на ее землях надежного тыла, поход на Иерусалим может закончиться неудачей. Особенно по этому поводу усердствовали Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский.
– Боюсь, что одной Антиохии нам будет мало, – поддержал обеспокоенных вождей Готфрид Бульонский. – Я бы подумал и о других городах, в частности об Эдессе.
– Но Эдесса находится в стороне от нашего пути, – попробовал возразить Готфриду Роберт Нормандский.
– Зато она расположена на полпути между Антиохией и Багдадом, – возразил ему Боэмунд. – А именно халиф Багдада объявил нам священную войну.
Разумеется, все остальные бароны не были настолько простодушны, чтобы поверить в искренность Готфрида и Боэмунда. Гуго Вермондуа оказался среди тех, кто сразу же смекнул, что дележка пирога началась и надо держать ухо востро, чтобы не остаться с носом. До Антиохии еще было очень далеко, но победа при Дорилее давала крестоносцам возможность проделать оставшуюся часть пути без больших неприятностей. Если, конечно, они не рассорятся между собой на пороге победы.
– Я хотел бы напомнить вам, благородные шевалье, что все мы принесли оммаж императору Алексею.
– Мы об этом помним, – усмехнулся Боэмунд. – Но византийцы, похоже, забыли. Во всяком случае, басилевс, не торопиться к нам на помощь. По моим сведениям, он расширяет границы своей империи на восток, не очень-то считаясь с нашими интересами.
– Тем не менее, корпус пельтастов он нам выделил, – поддержал благородного Гуго Роберт Фландрский.
– Было бы лучше, если бы он помог нам с лошадьми и продовольствием, – буркнул злопамятный Готфрид Бульонский.
Проблем с продовольствием у крестоносцев пока что не возникало, но это вовсе не означало, что они не появятся в дальнейшем. По слухам, разбитый вдребезги Кылыч-Арслан уже отдал приказ засыпать на пути христиан колодцы и уничтожать все запасы, не считаясь с местным населением. Что же касается лошадей, то их катастрофически не хватало. Непривычные к местной жаре несчастные животные гибли, а заменить их лошадьми местной породы далеко не всегда удавалось. Местные были хоть и резвее пришлых, зато уступали им в выносливости. Тяжеловооруженный рыцарь становился порой непосильной ношей даже для самых крупных здешних жеребцов, и они падали во время битвы.
– Я напишу письмо императору Алексею, – пообещал Гуго Вермондуа. – Среди моих шевалье тоже появились безлошадные.
– Ты проверь их седельные сумки, – ехидно посоветовал графу Сен-Жилль. – Золото – металл тяжелый.
Вермондуа обиделся и тут же пожелал большей резвости коню благородного Раймунда, дабы тот поспевал к началу битвы. Теперь пришла очередь багроветь уже графу Тулузскому, хотя, по мнению многих баронов, присутствовавших на совете, проблема не стоила выеденного яйца. Просто расторопному шевалье де Лузаршу опять несказанно повезло. Его сержанты первыми взлетели на холм, где раскинули свой стан Кылыч-Арслан и союзные ему эмиры. И хотя захваченная ими добыча была много скуднее той, что крестоносцы взяли под Никеей, споры о ее дележе еще не утихли. Конечно, Лузарш, захвативший султанский обоз, вправе был претендовать на большую долю, но среди рыцарей нашлись и такие, которые сочли эту долю чрезмерной.