Око Соломона

– Ведун не мог потерять обоз с золотом, – вздохнул Кахини. – Для этого у него хватило бы ума. Кроме того, охотник не выпустил бы из рук свою жертву.

– А с чего ты взял, что нас ограбил Венцелин?

– Мне сказал об этом Ролан. Он сопровождал обоз в замок Ульбаш.

– И что еще сказал тебе твой верный федави? – ехидно спросил фон Зальц.

– Венцелин поклялся меня убить, а такие люди не бросают слов на ветер.

– Ты собираешься бежать?

– Да, – кивнул Кахини. – Но не раньше, чем выясню имя ведуна. Он где-то поблизости, Вальтер, я это чувствую. Среди моих и твоих знакомых. Это человек знает, что за ним ведется охота. Он просто жаждет попасть в Иерусалим. Его бесит любая задержка, ибо она грозит ему разоблачением. Пока ведун не ошибся ни разу, но это вовсе не означает, что он не ошибется никогда.

– И каким образом ты собираешься его разоблачить?

– Я расскажу тебе, Вальтер. Мне потребуется твоя помощь.

Благородный Раймунд не торопился. Во-первых, он ждал, когда к его провансальцам подтянутся лотарингцы Готфрида Бульонского и нормандцы Роберта Короткие Штаны. Во-вторых, он надеялся, что сельджуки, утомленные бесцельным сидением за стенами, сами заговорят о сдаче. И в-третьих, он очень рассчитывал, что мирные обыватели Маарт ан Нуата, а здесь в основном проживали арабы, рано или поздно вступят с ним в переговоры либо с согласия турок, либо втайне от них. Сен-Жилль уже достаточно времени провел на Востоке, чтобы постичь если не все, то многие противоречия, раздирающие эти благословенные земли. Арабы не любили сельджуков, и это еще мягко сказано, но не мирили они и меж собой. Суннитский Багдад противостоял шиитскому Каиру. И далеко не всегда ненависть к франкам пересиливала эту вековую вражду. Кроме того, власть халифов была скорее духовной, чем светской, что очень напоминало ситуацию, сложившуюся в Европе. Где положение папы Урбана было весьма сходным с положением багдадского халифа, а император Генрих выступал почти как родной брат султана. Что же касается местных эмиров, как сельджукских, так и арабских, то вели они себя ничуть не лучше, чем европейские бароны. Возможно, Раймунд и дальше продолжил проводить вполне уместные параллели между жизнью на Западе и на Востоке, но Монбар и Сент-Омер поняли своего сюзерена и так.

– Нормандцы и лотарингцы уже подошли к стенам города, – доложил графу Аршамбо. – Благородный Боэмунд пока что прислал только своего вассала, барона де Руси во главе трехтысячного отряда, но обещал скоро быть сам.

Сен-Жилль поморщился:

– Обойдемся без Боэмунда.

– Армянин Самвел утверждает, что ему удалось установить связь с жителями города. Вроде бы они готовы сдать Маарат, но очень опасаются за свои жизни и имущество, – поведал графу шевалье де Сент-Омер.

Сен-Жилль кивнул, подтверждая тем самым, что опасения богатых арабов далеко не беспочвенны. Если город будет взят штурмом, то обывателям рассчитывать на милосердие победителей не придется.

– А если они откроют нам ворота? – спросил Сент-Омер.

– Боюсь, что и в этом случае им не поздоровится, – опередил задумавшегося графа Монбар.

Сен-Жилль в ответ на вопросительный взгляд Готфрида только руками развел. Аршамбо был прав. Даже если Раймунду удастся удержать от грабежей своих провансальцев, то что он скажет французам, фламандцам, нормандцам, лотарингцам, которые жаждут добычи, как охотничьи собаки мяса. Попробуй не бросить им кость – сожрут с потрохами. Граф Тулузский слишком много времени провел среди благочестивых освободителей Гроба Господня, чтобы питать иллюзии на их счет.

– Есть один выход, – негромко произнес Монбар. – Недалеко от Северных ворот расположен дворец местного вельможи. Довольно крепкий, хотя и невзрачный на вид. Во всяком случае, арабы вполне способны отбиться от случайных наскоков до нашего подхода. Половину имущества они готовы отдать тебе, благородный Раймунд, в обмен на покровительство. Самвел утверждает, что это очень большие деньги.

– Рассчитывает на свою долю, – криво усмехнулся Раймунд.

– Конечно, – не стал спорить Монбар. – Но, понимая свое положение, он готов удовлетвориться десятой частью добычи.

– Наглец, этот твой Самвел, – процедил сквозь зубы Сент-Омер.

– Речь идет о ста тысячах марок, по меньшей мере, – пожал плечами Аршамбо. – И чем, скажи на милость, дорогой Готфрид, мой армянин хуже твоего нурмана, прибравшего к рукам цветущую провинцию.

– С Боэмундом я делиться не стану, – нахмурился Раймунд. – Речь идет о других вождях похода.

– Можно подумать, что они с нами делятся, – возмутился Аршамбо. – Ты захватил дом, значит и все имущество в этом доме твое, благородный Раймунд. Так заведено еще с Антиохии. Причем тут герцог Нормандский, не говоря уже про Готфрида Бульонского? Разве лотарингцы поделились с провансальцами богатствами Эдессы? Ты ущемляешь права своих вассалов, благородный Раймунд.

– Но ведь мы идем на сговор с арабами в ущерб другим! – рассердился Сен-Жилль.