Око Соломона

– Это другой разговор, – кивнул Лузарш. – Прежде всего, сиятельный Михаил, тебе не следует предлагать деньги Готфриду Бульонскому. При сложившихся обстоятельствах герцог посчитает это оскорблением своего достоинства. Все-таки он мнит себя потомком Карла Великого. И полагает, что если не по статусу, то по родовитости, он стоит гораздо выше Алексея Комнина. Однако в его окружении есть люди, куда более разумные, а главное, имеющие на него немалое влияние. Прежде всего, это его брат Болдуин. Человек хитрый, жадный и на многое способный. Только не вздумай предлагать ему много и сразу. Далее следует упомянуть виконта Леона де Менга. Этот не блещет ни умом, ни доблестью, зато у него жена красавица, к которой, по слухам, Готфрид не равнодушен. На виконта я бы на твоем месте вообще не тратился, а вот благородной Адели следует приподнести безделушку, подобную той, что лежит в этом шкафу.

– Диадема стоит, по меньшей мере, двести золотых марок, – поморщился Михаил.

– Правильно, – кивнул головой шевалье. – Как только Адель де Менг появится в лагере крестоносцев с этим золотым обручем на голове, все прочие дамы обомлеют от зависти. И сделают все от них зависящее, чтобы наставить своих мужей на нужный нам путь.

– Я боюсь, что мои переговоры с благородными шевалье, вызовут недовольство у Готфрида. Чего доброго, он заподозрит меня в коварстве.

– Обязательно заподозрит, – охотно подтвердил Лузарш. – Поэтому с Болдуином и благородными лотарингскими рыцарями буду разговаривать я. Что касается Адели де Менг, то ее захватят местные разбойники. Есть у вас поблизости дикие племена, протовестиарий?

– Ты с ума сошел, шевалье? – ужаснулся Михаил. – Похитить благородную даму!

– Именно похитить, – усмехнулся Глеб. – Для гарема какого-нибудь эмира или султана. А ты, мой благородный друг, ее освободишь, проявив чудеса доблести и героизма. Виконт де Менг будет тебе очень благодарен. Не говоря уже о Готфриде Бульонском. Этот благородный рыцарь не пожалеет ничего ради освобождения дамы.

– Но где я тебе возьму дикарей и разбойников? – возмутился Михаил.

– На этот счет можешь не волноваться, протовестиарий, – подмигнул византийцу отчаянный франк. – О разбойниках я сам похлопочу. У тебя случайно нет за городом усадьбы, на худой конец домика?

– Разумеется, есть, – пожал плечами Михаил. – Я, правда, не уверен, что усадьба уцелела во время военных действий.

– Ничего, – махнул рукой Глеб. – Будем надеяться на лучшее.

Сиятельный Михаил был далеко не глупым человеком, а потому без труда сообразил, что шевалье де Лузарш хлопочет не столько за византийский интерес, сколько за свой собственный. С другой стороны, никому и в голову не придет спрашивать с почтенного протовестиария за безумства влюбленного франка. Если предприятие шевалье с треском провалится, то спрос будет с него, а вот если оно удастся, то у протовестиария появится шанс оказать услугу герцогу Бульонскому и его преданному вассалу виконту де Менгу. Будем надеяться, что варвары оценят эту услугу по достоинству.

Венцелин фон Рюстов с удобствами расположился в покоях, выделенных шевалье де Лузаршу гостеприимным протовестиарием. Справедливости ради следует признать, что он не слишком стеснил благородного Глеба. Во-первых, покои были достаточно обширными, чтобы вместить трех человек, включая Гвидо де Шамбли, а во-вторых, Венцелин предпочитал проводить ночи вне этих задрапированных материей стен. Нашлась-таки в усадьбе сиятельного Михаила добрая душа, которая согласилась разделить свою спальню со странствующим рыцарем. В покоях Лузарша Венцелин появлялся лишь изредка, зато он разместил здесь свое снаряжение и оружие, коим Глеб не уставал любоваться. Прежде всего, внимание франка привлек шлем с высокой колоколовидной тульей, снабженный к тому же полумаской на шарнирах, закрывающей половину лица. К шлему крепилась кольчужная завеса, прикрывающая шею. Что же касается золота и серебра, коими был украшен этот примечательный во всех отношениях воинский головной убор, то его вполне хватило бы для шлема самого басилевса. Кольчуга Венцелина практически ничем не отличалась от хауберка Лузарша, но ее дополнял пластинчатый панцирь, надеваемый поверх рубашки, сплетенной из плоских железных колец. Копье было обычным, с массивным узким четырехгранным наконечником. Меч покоился в надежных железных ножнах. Но за время пребывания в Константинополе Венцелин почти не снимал его со стены. В город он выходил с саблей и ножом, цеплявшимся за пояс. Еще один нож, с изогнутым клинком, он носил обычно за голенищем правого сапога. Сапоги, между прочим, были византийской работы, высокие, почти до бедер, перевязанные для надежности кожаными ремнями. Шоссы, шерстяные чулки столь популярные у франков, рыцарь фон Рюстов не признавал, предпочитая им штаны из грубого сукна. Котту или по гречески хитон он носил самых скромных расцветок, зато его пелисон, подшитый соболями вызывал зависть не только у франков, но и богатых византийцев. Словом, молодец был хоть куда. Немудрено, что прекрасная Зоя обратила на него свое просвещенное внимание.