Око Судии

Внешние пределы световых сфер распластались по стене, отгибают в сторону отвесную темноту двойным кольцом света, одно из них пошире и поярче, поскольку Клирик идет впереди Ахкеймиона. Понемногу все в изнеможении останавливаются. Пыль катится дальше, взметаясь к поясу, как подол. Мимара покрутила шеей, потерла бок, пытаясь унять колющую боль. Несмотря на страх, просто стоять и спокойно дышать — наслаждение. Стену опоясывали сюжетные барельефы, громоздящиеся друг на друга и уходящие далеко вверх, в темноту, но фигуры были высечены не так глубоко и реалистично, как остальные. Прошло несколько мгновений, прежде чем она разглядела волосы, бороды и цепи, благодаря которым в изображениях можно было распознать людей.

Разом прежнее чувство узнавания схлынуло. Осталось лишь предчувствие.

Мимара прочла достаточно, чтобы понять — это не просто люди. Они — первые люди Эарвы, эмвама, рабы, истребленные ее предками в ранние дни существования Бивня. В связке обнаженных пленников она заметила и женщину — этой женщиной могла бы быть она. И почему-то от этой особой связи тошнотворная нотка пронизывает весь Кил-Ауджас, он становится чуждым настолько, что вызывает омерзение, словно весь окутан заразой и вонью…

Идут. А она — лишь ребенок! Все вибрирует страхом и угрозой. Углы превращаются в острые ножи. Промедление сулит кровь. Какое-то безумие, живущее внутри нее, скачет, беснуется, вопит. Крик сжимается в основании горла, как кулак. Надо выбраться отсюда. Она обязана выбраться…

Прочь, прочь, прочь!

Но старый колдун держит ее за плечи, велит ничего не бояться, не терзать себя, а верить в его присутствие духа и его силу.

— Ты хотела, чтобы я учил тебя? — кричит он. — Я преподам тебе урок!

Его смех почти натурален.

«Только не хныкать! — предупреждают его глаза. — Помни!»

После этого дышать сразу стало и легче и труднее, и она вдруг подумала о Капитане. Одна мысль о нем прогнала у нее всю панику — таков уж был его дар командира. Вокруг собирались Шкуродеры, щитом к щиту, плечо к плечу, обступая ее и мулов единой шеренгой. Вид у войска очень пестрый — все разного роста, в начищенных доспехах… Пестрый и свирепый.

— Носки на линию! — кричал Сарл, стараясь перекрыть оглушительный звук горна. — Давайте, давайте, мальчики, подравняться!

Все поводы бояться этих грубых мужчин вдруг превратились для нее в повод уважать их. Эти давние трофеи. Эти широкоплечие фигуры в доспехах, коже, вони и замызганной одежде. Эта грозная походка вразвалочку и широко размахивающие руки, которые легко могли бы переломить ей запястья. Ногти, каждый шириной в два ее ногтя, обрамляли черные полумесяцы. Все, что она презирала и над чем насмехалась, теперь приходилось нехотя принять. Беззастенчивая жестокость. Грубое поведение. Даже сердитые взгляды, на которые она наталкивалась всякий раз, когда беспечно глядела в их сторону.

Это Шкуродеры, и их Тропа вошла в легенду. Эти люди легко сожрали бы ее — но лишь потому, что их пути лежали так близко к зубастой пасти этого мира.

Ахкеймион и Киампас препирались, стоя около двух бьющих копытами мулов.

— В Хранилище надо было остаться…

— Зато здесь мы их удушим в боковых коридорах.

— А тех, что с Хорами?

Ухмылка нансурца была кривой, как будто ее уродовал невидимый шрам. Его подбородок, обыкновенно чисто выбритый, сейчас посерел.

— Это мелочи, колдун. Поверь мне, складывать голых штабелями мы умеем…

Он осекся и склонил голову, прислушиваясь к внезапно наступившей тишине.

Горны умолкли.

Это была та же тишина, через которую они шли с тех пор как миновали Обсидиановые Врата, тишина, отгородившая их от мира, тишина мертвецов в могилах. Неподвластный времени голос Кил-Ауджаса.

Тишина была такой плотной, что тело опиралось на нее.

Все это время Мимара в растерянности стояла возле мулов. Потом перед ней очутился Киампас, он отдавал распоряжения — остаться с животными, следить за факелами, будешь перевязывать раны, чтобы остановить кровь надо стянуть вот так — и задавал вопросы: «Жгут сделать сумеешь? Меч у тебя красивый — справишься с ним, если что?» Он говорил только по делу, внимательно смотрел ей в глаза, и от его деловитости становилось спокойно. Как настоящий отец. Она честно отвечала ему. Боковым зрением Мимара видела, что Ахкеймион совещается с Клириком и Капитаном. Сарл продолжал рявкать перед строем, своим скрипучим голосом перечисляя пройденные «тропы».

— Да, мальчики, рубка будет славная. Просто отменная рубка!

Мимара достала факелы, пять из них расставила на равных расстояниях вдоль стены, воткнув их в углубления фризов. Шестой подожгла, и он вспыхнул странным прозрачным колдовским пламенем — фиолетовым, окаймленным в желтый, — но при этом горел и дымился, как обычный. Мимара зажгла все пять, высеченные в камне эмвама засияли всеми красками, как в своей давно прервавшейся жизни. Потом прошлась между беспокойных мулов, проводя руками по щетине, почесывая морды и уши, как будто прощалась.