Психика героев лишена источника внутреннего движения, поэтому произведения, невзирая на потуги автора, неизбежно статичны. Даже лучшие из книг «МГ», например «Лунная радуга», представляют собой растянутые экспозиции так и не начавшегося действия.
Функциональность персонажей лишает их речевой индивидуальности. В книгах серии «Библиотека советской фантастики» невозможно различить на слух диалоги, внутренние монологи и авторский текст. Везде используются одинаково приглаженный язык, который если и услышишь, то на дипломатическом рауте. Любовные объяснения в стиле дружеской беседы Сергея Бурова («Об этом я напишу в объяснительной директору, а тебе как-нибудь потом расскажу») должны, по-моему, заканчиваться пощечиной.
Оживляют текст изредка встречающиеся вульгаризмы типа «фирма веники не вяжет» и стилизация под народную речь.
«У меня вот дочь растет, язви ее в душу, наденет сапожищи до колен, штаны американские натянет и прет по жизни гренадером. А попробуй укажи — так отбреет отца родного… Да, омужичились девки-то, и не только одёжой. В мое время куда какие скромницы, помню, были! Но и цену себе знали. Иная с виду совсем замухрышка, а идет — все в ней поет. Теперешние девки и ходить-то по-бабьи не умеют. Того и гляди, отвалится чего-нибудь. Мою гренадерку в 20 лет мать учит, как юбку носить, шнурком ей коленки подвязывает. Тьфу!..»
Этот отрывок не только иллюстрирует «внутреннюю», языковую эстетику «МГ», но и позволяет уяснить «молодогвардейские» каноны красоты — эстетику внешнюю.
«МГ», в общем, согласна с тем, что чувство прекрасного имеет эротическую основу. Поэтому для редакции В. Щербакова характерно преклонение перед женщиной-хранительницей домашнего очага, непременно красавицей — желательно в традиционной одежде, можно и нагой — но обязательно с загорелой кожей, спортивной и вместе с тем женственной фигурой и большими глазами.
Только преклонение это абстрактное, без чувства. Только эротика без намека на сексуальность. Потому не красота получается — красивость.
Слово это символизирует всю эстетику «школы Ефремова». Красивость в описаниях, в мотивации поступков, в разговорах и мыслях, в отношениях людей. Выспренность стиля — от «беззвездного и бесцветного засветового антимира» до «чистого мира прекрасной легенды о Снежноликой», от «яростной мужской красы» до «Гражины Ломовой».
«Молодогвардейская эстетика» имеет право на существование. Следование ее канонам не обрекает на неудачу. Литературный талант: новизна и глубина идей (Ефремов), владение словом (Колупаев, Ларионова), острота сюжета (Булычев), эмоциональность (Шах), — позволяет в рамках любой эстетики создавать достойные произведения.
Но обычно получается «королевство кривых зеркал» — мир, изображенный таким, каким хочет его увидеть автор, и каким он не был никогда и не будет.
Специфической «молодогвардейской» философии не существует. Есть всеобъемлющая искусственная система взглядов, созданная вне «МГ», но воспринятая и пропагандируемая ею.
Система, подчинившая себе культуру, образование и науку. «Советский марксизм» — так ее следует называть.
Термином «марксизм-ленинизм» именуется по меньшей мере четыре различных течения; словосочетание «диалектический материализм» обозначает вообще все что угодно — любой набор сомнительных правил, начинающийся с заклинания о первичности материи. В результате возникающей путаницы, точнее говоря —
«Советский марксизм» — это оборотень, пришедший на землю в эпоху черных лет, порождение тьмы и орудие ее. Знамя самой черной реакции, для которой и Пиночет мягок, и Столыпин либерален. Он давно нуждается в исследовании со стороны марксизма подлинного — выстраданной человечеством системы взглядов, которая создавалась тысячелетиями и нашла свое воплощение в классических работах Энгельса и Маркса, в исследованиях Богданова, в фантастике Ефремова.
Творчество «МГ» представляет собой достойный материал для такого анализа.
Отметим прежде всего, что в книгах редакции В. Щербакова начисто отсутствует движение, то есть сама диалектика. (Исключение составляют заимствования у Ефремова.) Этого следовало ожидать: именно диалектическое содержание философии, постулирующей отрицание всего «раз навсегда установленного, безусловного, святого», представляло опасность для административной системы и должно было быть выхолощено, прежде чем мышление приобрело достаточно верноподданический характер.
Уничтожение диалектики скрыто назойливым употреблением ее терминологии. Низкий культурный уровень населения облегчает задачу: с конца двадцатых годов слово это воспринимается массами, как оправдание всему. Например, тезису об усилении классовой борьбы при социализме. Или борьбе с социал-демократами — злейшими врагами рабочего класса. А также доносам, предательству, провокации.