Око тайфуна

А потом наступило молчание, вызванное растерянностью и непониманием. Модель «Возвращения» по-прежнему казалась верной, во всяком случае, никому не удалось создать альтернативную. Но не было видно никаких признаков приближения описанного Стругацкими и Ефремовым коммунизма. И никаких путей к нему.

В новых условиях диалектический позитивизм фантастики шестидесятых годов сменяет иррационализм. Все больше и больше фантастов обращаются к «несюжетике» (Ст. Лем), к «поэтизации» (О. Ларионова, Н. Катерли), к изображению откровенной патологии (поздний Брэдбери). Расцветает новое направление, сущность которого прекрасно выражает изобретенный Ленинградским семинаром молодых фантастов термин «неочемизм». О социальной фантастике говорят, что она утратила свои корни и прекратила существование.

Однако осталась неудовлетворенность людей собой и своей жизнью и, как следствие этого, мечта о лучшем будущем — идейная основа социальной фантастики. Новый шаг был неизбежен. Прежние модели базировались на мире шестидесятых годов. Этого мира больше не было.

Поскольку любая надежда должна опираться на реальность, главной задачей современной социальной фантастики стало исследование нашего общества, поиск в нем хотя бы каких-то признаков коммунистических отношений, хотя бы каких-то черт того будущего, которое мы хотим видеть.

Это исследование должно быть честным, а потому беспощадным. «Земля рождена в час Быка (иначе демона)».

«…Скользя меж клубами зелено-золотистого тумана, по листу целеустремленно и молча бродили угрюмые люди с завязанными глазами. В правых руках они держали страшные факелы, источавшие черную копоть и рваный багровый свет, в левых прикованные к кисти шесты с наискось, вслепую, громадными ржавыми гвоздями приколоченными щитами, на щитах красовались одинаковые надписи: „Люблю. Чту. Жить не могу без. Отзовитесь!“ Окровавленные острия гвоздей торчали в стороны.

Люди были исполосованы этими остриями, исчирканы по рукам, по груди, по спине — видно, бродя в слепой тесноте, они то и дело всаживали друг в друга свои транспаранты. Одежда, изодранная в клочья, напиталась кровью. Кое-где люди уже лежали, потеряв факелы, откинув руки с шестами, — например, какая-то девушка на переднем плане, — один из слепых гуманистов встал на нее и не заметил даже.

Поодаль один стоял — не шел, стоял — и Шут сначала не понял, что в нем странного. Потом увидел — нет повязки на глазах. Волосы опалены, кожа обвисла бурыми лохмотьями, и вытек глаз, так что алая струя пересекала лицо, искаженное болью и страхом, на висках еще дотлевала яркими искрами глазная повязка — видно кто-то угодил ему факелом в лицо. Но второй глаз видел, и изуродованный стоял, озираясь, опустив транспарант, погасив факел».

Это описание взято из ранней повести Вячеслава Рыбакова, писателя, который, по-видимому, будет признан одним из создателей советской фантастики эпохи восьмидесятых годов. Его творчеству и посвящена статья.

Глава 1. Мир «Возвращения»

Утопия (от греческого — нет и — место, т. е. место, которого нет; по другой версии от — благо и — место, т. е. благоустроенная страна) — изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования.

Счастье — это когда тебя понимают.

Из кинофильма «Доживем до понедельника»

Ученому-системщику человечество представляется сложной структурной системой, динамика которой может быть описана совокупностью нелинейных дифференциальных уравнений. К сожалению, функция Гамильтона для этой системы нам неизвестна, так что уравнения имеют скорее теоретический, чем реальный интерес. Точно решить их нельзя. Но кроме точных решений, описывающих действительность, существуют приближенные. Они описывают модели.

Мы не знаем, какое будущее ожидает человечество. Мы можем только предполагать. Изучать современные тенденции, искать в них отражение узловых противоречий, определяющих структуру отношений и, следовательно, эволюцию системы. Получать решения, верные в локальной области, и продолжать их вперед, в интересующую нас эпоху.

Самыми сложными задачами являются динамические, когда исследуются не устойчивые (равновесные) состояния системы, а процесс перехода между ними. Статику изучать проще, поэтому классическая футурология описывает само будущее, но не пути к нему. Конечно, такое описание не может быть сколько-нибудь полным, да и точность его сомнительна. Модель, однако, строится не на пустом месте: пусть не все, но некоторые — наиболее общие — законы развития систем нам известны, значит, некоторые — наиболее общие — черты реального будущего модель должна отражать.