Око тайфуна

Вербицкий видит в людях толькоплохое. Симагин — толькохорошее. И то, и другое — ошибка. Симагин ошибается в лучшую сторону, чем Вербицкий. Но нельзя строить свою жизнь на неправильных оценках.

Человек должен разбираться в мире, в котором живет. Не строить розовых иллюзий, но и не надевать черные очки. И, определяя свое поведение на основе разумного анализа ситуации, человек должен стремиться сделать мир лучше, чем он есть, как подсказывают чувства и совесть.

Абсолютная терпимость, безграничная доброта Иешуа, князя Мышкина, Андрея Симагина могут быть лишь примером. В какой-то мере — прекрасным. Но если вдруг борьба, нужно уметь драться. Даже если ненавидишь это. Особенно — если ненавидишь.

Будда спросил ученика: «Умеешь ли ты лгать?» «Нет, учитель», — возмущенно вскричал тот. «Тогда иди и научись, ибо всякое неумение не достоинство, а слабость».

Но как удержаться, чтобы не стать сначала Вайсбродом, потом Вербицким, а потом, быть может, и Роткиным? Любое направление действия — компромисс с совестью, а борьба — всегда отрицание доброты. Я могу предложить лишь один принцип, древний, известный в физике с XVII века. Принцип относительности. Примененный к этическим проблемам, он звучит следующим образом:

Не существует априори выделенной системы взглядов.

Данный принцип полностью симметричен относительно «своего» и «чужого». Нельзя считать свои мысли, свои взгляды, свои убеждения лучше чужих. Но не нужно также считать их хуже. Нельзя без предварительного изучения отвергать чужие взгляды, но если без изучения отвергаются ваши, постулат относительности тоже будет нарушен. Поэтому наш принцип требует диалектической терпимости,которая в отличие, например, от терпимости в христианском понимании этого слова, подразумевающем смирение, непротивление злу насилием, покорность, включает в себя требование обоснованно защищать свои убеждения, что приводит к нетерпимости по отношению к нетерпимым взглядам.

Иными словами: преступно видеть в друге врага и глупо видеть во враге друга. Право и долг — бороться с врагом, позволяя себе то же, что и он, не больше, но и не меньше. И целью является не победа, не уничтожение врага. Иногда это неизбежно. Но индукция пойдет в нужном направлении, только если результатом борьбы станет превращение врага в друга.

Глава 7. Продолжение

Помиритесь, кто ссорится,

Позабудьте про мелочи,
Рюкзаки бросьте в сторону —
Нам они не нужны.
Расскажите про главное,
Кто сказать не успел еще,—
Нам дорогой оставлено

Пять минут тишины.

От грозы темно-синие,

Злыми ливнями полные,
Над высокими травами
Поднялись облака.
Кровеносными жилами

Набухают в них молнии.
Но гроза не придвинулась
К нам вплотную пока.

В. Крапивин

Мы подошли к концу нашего литературно-социологического исследования. Эта глава посвящена проблеме, которая, собственно, уже выходит за рамки рассматриваемых произведений. Однако мне кажется, что анализ романа «Очаг на башне» и повести «Дерни за веревочку» останется поверхностным и неполным, если не попытаться ответить еще на один вопрос. Вопрос, который явно не ставится Вячеславом Рыбаковым, но вытекает из его гражданской позиции.

В. Рыбаков начинал с изучения статических моделей будущего. Если повесть «Мотылек и свеча» считать тезисом, то «Доверие» и «Первый день спасения» образуют антитезис. Классическое рассуждение, разумеется, должно включать в себя еще один элемент — синтез. Именно на уровне синтеза преодолевается диалектическое противоречие тезы и антитезы и создается новая сущность — доказательство.

Первой попыткой добиться синтеза стала ранняя повесть «Дерни за веревочку», но окончательное доказательство было построено только в романе «Очаг на башне». Появление этого произведения ознаменовало завершение определенного этапа творчества Вячеслава Рыбакова. «Очаг на башне» как бы замкнул круг, начатый повестью «Мотылек и свеча». С его выходом в свет все пять произведений ленинградского писателя сложились в единую логическую последовательность.