Око Тимура

Ослепительно белая, даже какая-то голубоватая чалма халифа Абд ал-Азиза была украшена средней величины изумрудом, ничуть не уступавшим тому камню, что находился сейчас в деревянном ковчежце на шее у Раничева. Иван и Жан-Люк скромненько стояли позади собравшихся во внутреннем дворцовом дворе людей, внимательно прислушиваясь к выступлениям свидетелей. Обвиняемый – почтеннейший кади Зунияр-хаджи – в зеленой чалме и простой, безо всяких украшений одежде, скромно стоял чуть в стороне от сидевшего под навесом халифа, окруженного толпой приближенных и муфтиев. По-прежнему благообразный, с прямым и честным взглядом, Зунияр-хаджи вовсе не выглядел сейчас стариком, наоборот, спина его была гордо выпрямлена, и глаза сияли по-молодому. И это – несмотря на то что именно его сейчас обвиняли в разных гнусностях, и за малую часть которых полагалась смерть. Иван даже позавидовал такой выдержке кади.

– Не признаешь ли ты, кади Зунияр-хаджи, свою вину в вероотступничестве и богохульстве? – выйдя вперед, вкрадчиво вопросил муфтий – противного вида старик с желтоватой бородкой и в белой, как у халифа, чалме.

– Нет, не признаю, – обвиняемый помотал головой. – А тебя, почтеннейший Рамзиян, прошу пояснить, в чем именно проявилось мое вероотступничество и богохульство?

– Молодец, старик! – на ухо марсельцу шепнул Иван. – Хорошо держится.

– Не радуйся раньше времени. – Жан-Люк покачал головой. – Этот мерзкий пес, Рамзиян, тоже не вчера родился и давно метит на место твоего кади.

«Мерзкий пес» между тем обвел взглядом собравшихся.

– Охотно поясню для всех, – повысив голос, сообщил он. – Зунияр-хаджи, наш почтеннейший кади, никогда не посещал пятничной молитвы в мечети и делал это намеренно.

– Докажите, – спокойно попросил кади.

– Что я и делаю, – усмехнулся Рамзиян. – Мои слова может подтвердить почтеннейший Муса ибн-Рахим, торговец рыбой, который раньше был слугой Зунияра-хаджи.

– Тот еще пес, – не очень-то лестно отозвался о вызванном свидетеле Жан-Люк. – Жаден, неуступчив, и рыба у него не всегда свежая… Кади Зунияр не раз налагал на него взыскания.

Рыботорговец оказался маленьким сухоньким человечком с острым личиком и оттопыренными, непропорционально большими ушами, делавшими его похожим на маленького слона или на большую мышь.

– Подтверждаю все, что сказано благочестивейшим муфтием, – тонким писклявым голоском произнес он. – Три года я был слугою в доме кади Зунияра и видел, как неоднократно кади пропускал молитвы, и пятничные, и повседневные, а однажды, в присутствии изгнанного нечестивца Ибн-Хальдуна, даже глумился над самим пророком да такими словами, что я и повторить не могу.

– Что скажешь на это, кади? – усмехнувшись, поинтересовался муфтий.

Зунияр-хаджи пригладил бороду:

– Этот человек, Муса, и в самом деле служил у меня слугою. К сожалению, это единственная правда из того, что он сейчас произнес, не боясь гнева Аллаха. Думаю, этот человек мстит мне, ведь я не раз наказывал его, ибо сказано: «Горе обвешивающим!»

Рыбник попятился, испуганно озираясь вокруг.

– Возьмите его и разберитесь, – кивнул на него халиф, и двое воинов тут же утащили торговца. – Пока же не будем смешивать дела. Есть у тебя еще свидетели, почтеннейший Рамзиян?

– О, конечно, величественнейший из халифов!

– Наверное, такие же, как тот рыбник, – выкрикнул кто-то в толпе, и халиф недовольно повел бровью – не дело превращать суд в балаган.

– Вот еще трое, – муфтий махнул рукою. – Все почтенные, заслуживающие полного доверия, люди: мухтасиб Али-бей с рынка Баб-Суик, погонщик верблюдов Джафар, Хишам ас-Сафах, хозяин караван-сарая…

Все трое – по словам Жан-Люка, лихоимцы, каких мало, – полностью подтвердили слова торговца рыбой, добавив, что неоднократно видели Зунияра-хаджи молящимся перед иконой Исы.

– А еще все слуги нашего почтенного кади – вероотступники и богохульцы, – добавил Рамзиян. – Все они поносили пророка и предались Иблису, творя пакостные движения и жертвы омерзительным древним джиннам.

– А, ты имеешь в виду «Детей Ваала», – догадался халиф. – Что ж, у нас найдется, кого спросить по этому делу. Ну, почтеннейший кади, – карие глаза правителя вдруг вспыхнули недобрым огнем. – Найдутся ли у тебя почтенные и вызывающие доверия свидетели, которые могли бы подтвердить твою невиновность?

Зунияр-хаджи устало покачал головой:

– Боюсь, что нет, мой господин. Аллах видит, я жил праведно, но никогда не старался выставлять свою праведность напоказ, так что если и есть свидетели, то…

– Ты не совсем прав, уважаемый! – послышался вдруг из толпы чей-то надтреснутый старческий голос. Обернувшись, Раничев узнал старого слугу Хайреддина и с облегчением перевел дух. Ну наконец-то!

Старик подошел к трону и глубоко поклонился.

– Слуга? – переспросил муфтий. – Это всего лишь слуга… Ясно, что он будет свидетельствовать в пользу своего хозяина. Допросить бы и остальных слуг – только где они? Поразбежались все от такого хозяина.