Око волка

Москва. Июнь 2014 года. Он был здесь, тогда, в обычном прошлом. Красная площадь, Кремль, Третьяковская галерея, Арбат, Комсомольская площадь, и еще штук пять модных ночных клубов – обычный блеск, который пускают туристам в глаза. Пускают везде, не только в Москве. Тогда он со своими приятелями две недели не вылезали из клубов, не мешая родителям наслаждаться «их Россией». Мальчишка, переросток по годам, недоносок по мозгам, как же проста была тогда жизнь. Это был его первый приезд в новую Москву.

Запах, что Эд почуял в аэропорту, все еще сшибал с ног. Он был даже сильнее дурмана макового поля: гуще, острей, разнобойней. Нигде в Европе ничего подобного не было, и быть не могло. Чертову уйму времени назад множество мифов и чудовищ вывело Управление, тогда еще Орден, а кого не вывело – загнало в резервации, где они до сих пор гниют в своей смрадной мешанине запахов. Эд не любил резервации, но по долгу службы часто там бывал, потому прекрасно знал, как пахнет всякого рода полудохлая мразь. Но здесь, в новой Москве, «его России», бушевал такой ураган ароматов, что до сих пор кружил голову. И это были запахи, которых он никогда не знал, и иные ему даже нравились. Живот сдавило словно тисками, но виду он не подавал.

– Как долетели? – спросил Бони с переднего пассажирского места.

– Да ничего… – начал Джон.

– Сейчас покажу, как долетели, – оборвал его Эд, доставая смартфон.

Он открыл фотографию, что сделал перед посадкой, и передал мариду. Бони только взглянул и тут же взорвался хохотом. Барфи, покосившись на фото, стал вторил брату. Мариды смеялись бурно, гулко, словно били в набат. По очереди они смотрели на фотографию и смеялись все сильнее.

– О Аллах, я сейчас руль выпущу, – у Барфи потекли слезы.

Джон выдрал телефон из рук Бони, посмотрел на фотографию.

– Эк, – крякнул он…

… и захохотал сам. Эд сначала улыбался, наблюдая за попутчиками, потом захихикал, и вот он уже смеется в голос да на пару с Джоном поглядывает на фотографию. Пока они покатывались со смеху, Барфи какими-то чудом умудрялся держать машину на дороге. Правда, их пару раз тряхануло, но это только прибавило смеха.

– Ух… Ладно… – сквозь слезы выговорил Бони. – Если серьезно, то как долетели? Проблем не было, которые стоит решить?

– Нет, все прошло гладко, – давясь от смеха, ответил Джон. – Я устроил небольшое испытание нашему щенку, и он справился на все пять. Слышишь, малец, ты хороший волк! – Он взъерошил Эду волосы. Фирменный жест Джона, ерошить Эду волосы, так повелось с самого начала.

– Я знаю, «учитель», только руки убери, – отмахнулся парень.

– Ай-яй-яй. Не уважаешь старших, – покачал головой Барфи, все еще улыбаясь. – Нехорошо.

Дальше они ехали молча, иногда только кто-нибудь хмыкал. Все уставились в разные стороны: Барфи неотрывно следил за дорогой; Бони достал телефон и то ли играл во что-то, то ли листал страницы в интернете; Джон и Эд смотрели в окна, каждый в свое, при этом улыбки сошли с их лиц. Мимо пролетали огромные поля, далекие гряды лесов, небольшие коттеджные поселки по обе стороны. Россия – красивая страна, решил Эд, пусть и видел ее всего два раза, и то из окон автомобилей. И даже тогда она казалась ему впечатляющей, бездонной. И здесь стоял такой запах, что не было нигде на Западе, а он полетал по Западу. Аромат леса и цветов смешивался с запахом Русского Мифа, почти не тронутого. Весь Запад давно утратил свой Миф, от страха превратил его в тщедушное подобие, вонь мертвечины, не больше.

– Барфи, – раздался голос Джона, немного сдавленный.

– А?

– Ты ведь бессмертен, верно?

– Для меня нет такого понятия.

– Но ты не можешь умереть, так?

– Я вечен.

– Твою мать, Барфи, просто ответь на вопрос. Да или нет?

Марид вздохнул.

– Да, я бессмертен.

– Вот скажи, сколько ты просидел в лампе?

– Полторы тысячи лет.

Джон подался вперед, облокотившись рукой о переднее сиденье, поближе к водителю.

– Я это вот к чему: тебе там скучно было?

Барфи молчал секунд десять, а может и все пятнадцать, прежде чем ответил.

– Ну, вообще-то нет. Разве что под конец.

– Из всех полутора тысяч лет тебе только под конец стало скучно? Чем же ты там занимался все это время, раз не было скучно?

– Мужик, – на этот раз ответил Бони, не отрываясь от телефона, – мы ведь эфирные Сущие. У нас нет эмоций, а потому и понятий таких нет, как для материальных Сущих. Мы состоим даже не из других частиц, а другого вида энергии. Так что отстань уже.

– И все же ему стало скучно под конец. Почему же, раз вы эфирные?

Барфи пожал плечами:

– Я не знаю. Просто в один момент лампа перевела меня в материальное Сущее, и эмоции появились. Видимо почуяла мое скорое освобождение.

– Ага, значит, когда вы материальные существующее, то эмоции вы испытываете, – не унимался Джон. – Так вот скажи, Барф, как долго ты там просидел в образе человека?

– Сто пятьдесят три года, четыре месяца, семнадцать дней…

– И тебе было скучно. И как же ты с этим боролся?

– Ну как все борются? Читал книги, трахал иллюзорных баб, занимался спортом, изучал физику материального Сущего. Короче, всякая фигня, какой страдают люди. Когда появился Интернет…